Фаворитка

Поправки к закону… То, ради чего я разбивала лоб весь последний год, от чего король отмахивался, уверяя, что еще не время, сейчас он выдал мне очередной взяткой. Негодование, едва зародившееся, разлетелось в пыль под напором восторга. Поправки!!! Мои дорогие подопечные теперь на законных основаниях управляют своим предприятиями! И те женщины, которые ожидали перемен, наконец, смогут опробовать свои силы! Плевать, что послужило толчком, главное, он это сделал!!!

— Боги, — выдохнула я.

После поднялась на ноги, развернулась лицом к Дренгу, уже не прятавшему хитроватую ухмылку, и нацелила на него палец:

— Вы – гадкий интриган, Дренг. Вы знали и не сказали ни слова. Вы знали еще до того, как поправки были приняты, верно? И вы приезжали ко мне не далее, как вчера, но даже не намекнули! Пусть за это вас пожрут псы Аденфора, — и, поддавшись порыву, склонилась и звонко поцеловала его в щеку.

Олив, готовый броситься в пикировку, опешил. А я, хохотнув, поспешила к Солиде, до сих пор сидевшей на прежнем месте с приоткрытым ртом. Раскал, услышав мои шаги, обернулся и воскликнул:

— Возмутительно! Я даже не успел толком ничего сказать, более того, меня тоже макнули носом в… невежество. Я чувствую себя дураком! Да даже не вызвали свидетелей…

— Обещаю, господин Раскал, мы найдем для вас дело, где вы сможете сверкнуть своим красноречием и коварством, — заверил адвоката дядюшка, покинувший свое место. — Думается, у нас тяжб будет еще немало. Поправки поправками, но человеческое сознание можно изменить лишь, увесистой затрещиной. Дураков и негодяев на наш век еще хватит.

И пока он всё это говорил, я потянула вдову за руку, и когда она встала, тепло обняла ее. Где-то за спиной слышались тяжелые шаги Пьепа, и голос его адвоката, что-то говорившего о протесте. Всё это было сейчас малозначимо. Душа моя ликовала, и строки письма к государю складывались в голове сами собой. Но писать его я буду позже, а сейчас нужно было отпраздновать нашу первую безусловную победу, подаренную нам с легкой руки неверного любовника, желавшего загладить свой грех тем, что было мне дороже всех прочих подарков.

Глава 12

— Повелеваю признать поправки и уточнения, внесенные в закон о коммерсантах, их деятельности и наследовании. Считать их действительными… Уже считают, — буркнула я, пропустив уже хорошо знакомый мне абзац в указе государя, который дал мне Дренг сразу по окончании судебных слушаний, когда мы вышли из Дворца юстиции.

В тот момент вникать в каждое слово я была не в силах, слишком велик был мой восторг. Но позже, когда вернулась в поместье и осталась в одиночестве, то достала указ и начала его подробное изучение. Впрочем, прежде я сделала другое важное дело – написала благодарственное письмо королю, в нем же уведомила о своем желании отправиться в Тибад. Письмо вышло суховатым, скорей официальным, чем личным посланием.

Во-первых, эмоции уже успели улечься, а во-вторых, как бы там ни было, но даже столь важное деяние было стратегическим ходом умного и расчетливого человека, умевшего оборачивать во благо даже неприглядные поступки. В данном случае, он подвел изменения в законодательстве под слушание дела «Хандель против Пьепа», зная, как важен для меня удачный исход. Более того, я была уверена, что судья Доммер получил личные указания от государя, а Дренг выстроил сценарий процесса, уж больно эффектна была развязка.

Когда казалось, что начинаются сложности, когда появилась тревога и сомнения в успехе, его благородие, выдержав мучительную паузу за изучением документов, одним ударом обрушил чаяния Пьепа. К тому же удовлетворил все требования Солиды, абсолютно все. Всё это было нарочитым и подозрительным. Потому, немного отойдя от щенячьего восторга, я устроила допрос Дренгу.

— О чем вы? — возмутился пройдоха.

— Откройте мне ваши тайны, — задушевно протянула я, глядя в глаза королевскому фавориту. Мы как раз сидели в ресторации, где праздновали победу, и я, склонившись к уху Дренга, добавила: — Будьте со мной откровенны, Олив, или я поделюсь с государем, что вы безропотно приняли мой поцелуй…

Он отстранился, округлил глаза и с фальшивым потрясением вопросил:

— Вы меня шантажируете?

— Именно, ваше сиятельство, шантажирую, бессовестно и беспринципно. Так что же?

— Моя вера в чистоту человеческой благодарности уничтожена навсегда, — фыркнул он, и я улыбнулась своей самой милой улыбкой. — Ну, хорошо, я вынужден покориться вам, маленькая негодница. Да, я успел переговорить с его благородием, и что с того? Мне хотелось, чтобы он верно построил процесс. И только!

— Я так и знала, — удовлетворенно ответила я. — Вашу руку не узнать сложно.