Фаворитка короля

Ведь за все это время я не получила ни одной весточки от короля — ни письма, ни подарка. Даже преподобный Уикхем не приехал помолиться о моей грешной душе. Глухое молчание. Мне казалось, я не смогу простить его Эдуарду.

Сына я родила весьма легко, ибо крепкое молодое тело без напряжения переносило боль. Я спокойно сидела на кухне и, за неимением лучшего занятия, помогала мистрис Лейси отрывать ягоды терновника от колючих веточек, и вдруг начали отходить воды. Мистрис Лейси помогла мне подняться в мою спальню, послала за местной повитухой, которая объявила, что я слишком тороплива, и в тот же самый день я уже обнимала новорожденного.

Каким сильным оказался сынок — легкие у него работали, что твои кузнечные мехи, пока я не поднесла его к своей груди (в те давние дни я сама кормила дитя)! Я с удивлением, как на чудо, смотрела, как он поглощает мое молоко. Волосики у него были светленькие, но никакого сходства с Эдуардом я не нашла. Щечки — круглые, как яблочки, а носик вовсе не напоминал соколиный клюв. Ну, может быть, со временем у него появятся красивые, тонкие черты Эдуарда. Я искренне молилась о том, чтобы невинное дитя оказалось привлекательнее, чем я сама.

— Ты станешь рыцарем и прославленным воином, — пообещала я ему, но он насытился и тут же уснул, положив головку на мою руку.

Я любила его. Это был мой сын. Он всецело зависел от меня, и я его любила. Но он был и сыном короля. Я понимала, что обязана сделать, независимо от грозящих последствий.

Отыскала перо, которым давненько не пользовалась, и взялась за письмо. Перо нерешительно зависло над пергаментом. Эдуарду или Филиппе? Напишу Филиппе как мать матери, хотя на самом деле это обращение просительницы к королеве. Перо по-прежнему висело в воздухе, отказываясь мне повиноваться.

«Сообщите королю. Можно ли мне вернуться ко двору? Что думает король о своей пропавшей возлюбленной и ее бастарде?»

Разумеется, ничего подобного на пергаменте я не вывела. Я балансировала на грани разумной осторожности и неуместного лаконизма.

Ваше Величество!

Я в добром здравии, ребенок родился. Сын. Я назвала его Джоном.

Ваша служанка

Алиса

Вот и все, что необходимо было написать. Теперь оставалось только сидеть и ждать, убеждаясь в том, что терпение к числу моих достоинств не относится. Пресвятая Дева, спаси меня от прозябания в одиночестве и затворничестве! В часы самого мрачного настроения я воображала, как королева со злорадством предает мое письмо огню.

Спас меня Эдуард, когда я уже отчаялась ждать. Эдуард, верхом на знакомом мне гнедом скакуне, показался под аркой конюшенного двора; солнце позолотило его лицо и обнаженную голову, а позади короля гарцевали на конях, сверкая сталью мечей и доспехов, воины с эмблемами королевской свиты. Сколько же месяцев я его не видела? Шесть, кажется. Полгода разлуки. В тот раз я критически оценивала его не очень-то дружелюбным взглядом, и мне показалось, что он постарел — в уголках рта и под глазами морщины стали гуще, запавшие щеки придавали ему более суровый вид, резче подчеркивая острый орлиный нос.

Потом он заметил меня в садике, за которым заботливо ухаживала мистрис Лейси, улыбнулся, и я подумала, что все-таки ошиблась в своих умозаключениях. Легко, с неизменным изяществом спрыгнув с коня, Эдуард направился по траве ко мне — стремительно, как и прежде.

Я не сделала ему реверанс. Не улыбнулась.

— Алиса! Милая моя девочка! У тебя такой вид… — Он не закончил фразу и громко расхохотался; стая потревоженных черных дроздов мигом взлетела с ветвей. Хотя я стояла неподвижно как статуя, он обнял меня за плечи, поцеловал в щеки, в губы. Он не замечал, как я сердита.

— Так какой у меня вид? — резко спросила я, как только он оторвался от меня. Я и сама знала какой. Здесь я совершенно за собой не следила. На мне было старенькое платье, юбки подоткнуты, рукава закатаны до локтей, даже голова ничем не покрыта.

— Непотребный! — ответил он не задумываясь. — Ты похожа на крестьянскую девку, у которой ни гроша за душой.

— А я и есть крестьянская девка.

— А вот и твой сын. — Он отпустил меня и с замечательной уверенностью подхватил ребенка.

— Он и ваш сын. Я назвала его Джоном, — сообщила я, ни на йоту не смягчившись.

— Хорошее имя. Лучшего и не придумаешь. Отличное имя для такого крошечного, беспомощного существа. Он ведь не крупнее, чем щенки моих алаунтов. — Эдуард высоко поднял малыша, и Джон перестал хныкать, попискивая от неожиданного удовольствия. — Вижу, нос у него наш, Плантагенетов.

— Я этого не нахожу.

— Ну тогда присмотрись повнимательнее! — Эдуард опустил сына и осторожно положил его в люльку у моих ног. Гордо вскинул голову. Не так он был глуп, чтобы не заметить моего настроения. — А что вас так рассердило, мистрис Алиса? Ты ведь злишься, словно попавшая в капкан белка.

— И ничего я не злюсь! — То, как он обрадовался малышу, растрогало меня, но я не желала этого показывать.