Фаворитка короля

В самые холодные дни я заманивала Эдуарда в постель, но возбудить его мне не удавалось. Да, он целовал меня, но его мужественность упорно отвергала соблазн — слишком далеко от меня витали его думы. Я обняла его и стала читать легенды о короле Артуре, пока он не захлопнул книгу, не желая слушать дальше о доблестных рыцарях с волшебными мечами. Встал и пошел требовать от Уикхема отчета о том, как подвигается новое строительство. Но даже это сделал без большого желания.

Я не обижалась и ни в чем его не винила. Разве он не преподал мне урок, объяснив, что я не всегда стою у него на первом месте, потому что на его плечах лежит тяжкий груз ответственности за всю страну? А у короля было достаточно оснований для мрачных дум, окутывавших его, будто саваном. У меня душа болела за него, ибо принц Эдуард, его покрытый славой сын и наследник престола, герцог Аквитанский, убедил отца выделить средства на военную кампанию с целью восстановления на престоле Педро Кастильского[55], свергнутого своими подданными. В разгар зимы это было рискованно, как честно предупредил Эдуарда Уикхем, считавший такое вторжение серьезной ошибкой. Но Эдуард, подобно своему далекому предку, не мог упустить возможность снова стать завоевателем[56]. Он протолкнул через парламент ассигнования на нужды войны, собрал войско и вручил командование другому своему воинственному сыну, Джону Гонту. Тот вместе с выступившим из Аквитании принцем Уэльским должен был раз и навсегда решить вопрос о кастильском наследстве и принести Англии новую славу.

— О чем ты думаешь, Алиса? — обратился ко мне Эдуард, когда я сидела у его ног перед камином в опочивальне; не уверена, что мои мысли так уж его интересовали. Он мрачно прихлебывал эль из кружки, и мне захотелось чем-нибудь взбодрить его.

— Я думаю, что вы — самый могучий король во всем христианском мире.

— Одержит Англия победу?

— Несомненно.

— И меня по-прежнему будут считать тем, кто держит в своей руке всю власть над Европой?

Он поднял руку и с силой сжал ее в кулак. В ту ночь прожитые годы давили на него особенно сильно. В отсветах камина было видно, что бледное золото его волос уже почти не заметно под густо усыпавшей их сединой.

— Не сомневаюсь, что так и будет.

— Ты подходишь мне, Алиса, — улыбнулся король.

Я взяла его мощный кулак, разжала пальцы и перецеловала их, отчетливо сознавая все свои недостатки и необразованность, которые не позволяли мне стать ему хорошим советчиком. Что знала я о положении в английских владениях на континенте? Почти ничего, хотя в следующие несколько недель нам всем предстояло узнать об этом. Королю надо было прислушаться к Уикхему.

Экспедиционный корпус, пострадав от бурь, штормов и нехватки продовольствия, уменьшился в пять раз, не захватив при этом ни пленников[57], ни добычи. Эдуард, меряя шагами то спальню, то залы Хейверинга, никак не мог повлиять на события, мог только полагаться на своих сыновей, которым предстояло отстоять интересы Англии. Эта вынужденная бездеятельность угнетала его и днем, и ночью. Отчего же он сам не отправился в поход, как в былые времена? Оттого, что чувствовал, как слабеет. Будущее принадлежало сыновьям, и его это больно задевало, ибо он предчувствовал угасание своих жизненных сил. И я, как ни старалась, так и не сумела в ту зиму залечить его глубокие душевные раны.

Что же касается власти Англии над Ирландией, то эта власть, казалось, все глубже увязала в тамошних трясинах. Лайонел, сын Эдуарда, отчаянно пытался отыскать разумное решение проблем, что было совершенно невозможно, и Эдуард яростно поносил неспособность сына к управлению.

Филиппа рыдала от отчаяния.

А я? Как обстояли мои дела? Удалось ли нам с Эдуардом выбраться из черной трясины отчаяния? Пресвятая Дева! Я балансировала на лезвии ножа, рискуя лишиться всего на свете. В наших отношениях наступил кризис, который в конечном итоге (буду откровенна) я вызвала сама, совершенно обдуманно.

Не вынеся холода, царившего в комнатах Хейверинга, Эдуард в порыве раздражения ускакал незадолго до Рождества в Элтхем. По настоянию Филиппы мы всем двором двинулись за ним, чтобы быть там, где находится Эдуард.

— Вы сами убедитесь, — нервно говорила она, наблюдая, как все вокруг суетятся, укладывают ее вещи, и заранее сжимая зубы в предвидении мук, ожидающих ее в дорожных носилках, несмотря на обилие мягких подушек. — В Элтхеме места больше. Здесь он чувствует себя как в клетке. А к тому же скоро должны прийти добрые вести из Гаскони. Мы не можем покинуть короля в такую минуту. В одиночестве ему будет тяжело.

Но и в просторных помещениях Элтхема, несмотря на все недавно спланированные сады и только что насаженные виноградники — которыми Эдуард особенно гордился, — хандра досаждала ему не меньше, чем в Хейверинге. Он метался по залам и приемным, злясь на всех, кроме Филиппы: настаивал на том, чтобы спустить гончих, пусть земля и промерзла насквозь, покрикивал на замешкавшихся конюхов, которые не могли закоченевшими пальцами справиться с холодной кожаной упряжью. На меня он тоже накричал.