Фаворитки. Соперницы из Версаля

Мои новые госпожи являют собой две противоположности: дочери короля Генриетте двадцать три года, она долговязая, печальная и скорее привлекательная. И хотя уже прошло лет десять, тетушка Элизабет уверяет меня, что принцесса до сих пор грезит о своей запретной любви к герцогу Шартрскому. Я удивлена: герцога красавцем не назовешь, но мне кажется, я подружусь с его женой, которая, как поговаривают, несмотря на юный возраст и положение, отличается манерами вольными, как ветер.

Если бы прислуживать приходилось одной мадам Генриетте, я была бы полностью довольна. К сожалению, ее младшая сестра, принцесса Аделаида, совсем из другого теста. Ей девятнадцать, но она уже ведет себя, как королева всей Европы. Она высокомерна и деспотична и всячески помыкает своей старшей сестрой.

Обе презирают маркизу, а меня они причисляют именно к ее лагерю. Как несправедливо. Я должна найти способ показать своим госпожам, что моя преданность не распространяется на эту увядающую женщину с неясным будущим.

Тетушка Элизабет, которая тоже прислуживает королевским дочерям, рассказывает мне, что в свою первую неделю поведала принцессам о пристрастии маркизы к сардинам, выдумав, что она каждый день ела их на завтрак и даже носила сушеные сардины в рукаве, чтобы немного подкрепиться любимым лакомством в любое время. Принцессы заливались смехом, и с тех пор, кажется, они стали доверять ей.

– Мадам графиня де Шуазель-Бопре, – представляет меня мадам Аделаида, и я делаю реверанс. – Как приятно, что вы у нас в услужении. – А по голосу этого не скажешь! – Вы могли бы продемонстрировать свою преданность, принеся мне стакан воды из фонтана в северном крыле, рядом с покоями Люин, – всем известно, что там самая лучшая вода во дворце.

– Мадам!

– Сиврак, проводи мадам, – велит Аделаида, отворачиваясь, – если она не найдет. А теперь вернемся к нашему уроку. Генриетта, прочти еще раз этот абзац. – Принцессы изучают греческий, несмотря на то, что нет греческих королей, за которых они могли бы выйти замуж.

Генриетта опускает глаза в Библию.

– «И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до…»[11] Все забывают, как произносится слово «осел», – жалуется она.

– «Onos», – подсказывает Аделаида.

– Принесите стакан воды из фонтана в северном крыле, рядом с покоями Люин, – всем известно, что там лучшая вода во дворце, – повторяет маркиза де Сиврак, еще одна фрейлина, которая прислуживает на этой неделе. Она берет меня за локоть и уводит к двери.

– Неужели нельзя послать слуг? Кого-то из лакеев? Служанок? – шепчу я в изумлении.

– Тихо! – Сиврак прижимает тонкий палец к губам. – Если принцесса Аделаида так желает, вы должны это сделать. Она всегда выбирает для этой «чести» фрейлину, которую больше всего терпеть не может. – Юная маркиза, чрезвычайно хорошенькая – прямой потомок Атенаис де Монтеспан, любовницы Людовика XIV в молодые годы, – смотрит на меня с неприкрытой неприязнью. Я не знаю, чем я ее обидела, но не похоже, чтобы она шутила.

«Проклятое место», – думаю я, щеки мои горят от унижения, когда я медленно направляюсь к двери. Мне, правнучке маршала Франции, супруге потомка рода Шуазель, велели принести воды!

– Ты, – обращаюсь я к одному из стражей у двери. – Набери в стакан воды из ближайшего крана.

Тот замирает в нерешительности, но я одариваю его ослепительной улыбкой, и он робко улыбается в ответ. Я наклоняю голову, давая понять, что он может идти, и он уходит. Второй страж не шевелится. Даже не смотрит на меня. Я меряю его взглядом, пока его шея не покрывается едва заметными красными пятнами.

Рядом никого. Я подхожу к богато украшенной лестнице и выглядываю – пусто и тихо. Король с маркизой в Бельвю, а придворные не слишком утруждаются, когда король в отъезде; весь день во дворце царят покой и дремота. Но по вечерам… Вчера, например, в покоях герцогини Шартрской устроили довольно шумную вечеринку, которая закончилась игрой в карты на раздевание.

Наконец возвращается страж со стаканом воды. Я вхожу в покои принцесс и передаю стакан маркизе де Майбуа – старой карге с трясущейся головой, которая, в свою очередь, подает воду Аделаиде, а та, даже не сделав и глотка, отдает его одной из фрейлин, чтобы она поставила стакан на боковой столик. Я вновь удаляюсь в тень.

– Покарать – это chetypo, а убить – scotosay. Это не одно и то же! Сестрица, вы должны быть более внимательны, – укоряет Аделаида, потрясая Библией на греческом перед мадам Генриеттой.

Вскоре прибывает дофин с супругой в сопровождении своей свиты. Мы перемещаемся и пересаживаемся, когда они устраиваются, чтобы послушать, как Генриетта и Аделаида цитируют по-гречески из 1-й книги Царств.

Неужели так и будет протекать моя жизнь при дворе? Конечно же, по вечерам весело – я вновь вспоминаю вчерашний ворох одежды в апартаментах герцогини Шартрской, – но ох! Как же утомительны дни, когда я должна прислуживать принцессам.