Фаворитки. Соперницы из Версаля

Пока Генриетта, запинаясь, цитирует Библию, я наблюдаю за дофиной. Какая мрачная женщина. По всей видимости, дофин верен ей – невероятно. Кожа болезненного оттенка, и целыми днями ее носят в огромном кресле или заботливо укладывают в постель – боятся очередного выкидыша или того хуже – еще одной дочери.

Я поворачиваюсь к дофину, вспомнив, как он мне понравился на моей свадьбе. Он оказал мне великую честь, когда меня представляли ко двору: сказал мне целых шесть фраз, а не две, как обычно. Следует признать, что, если не обращать внимания на слишком крупную голову и грубоватые черты, он симпатичный мужчина. И молодой – всего на пару лет старше меня.

Дофин перехватывает мой взгляд, я ему инстинктивно подмигиваю, но тут же сожалею о своем поступке. Он краснеет, насколько это позволяет ему толстая кожа, и резко отворачивается.

– Ферди! – шепчет его жена. – Обрати внимание!

Боже! О чем я думала? Довольно дерзкий поступок. Но я уверена, что ему невыносимо скучно. Разумеется, это благочестие всего лишь притворство, чтобы ублажить жену и будущих подданных.

Я переключаю свое внимание на более безопасные вещи – начинаю рассматривать макушку сидящей передо мной герцогини де Бранка. Ее волосы идеально уложены и скреплены огромным серебристым гребнем в виде птички, с каждого крыла которой свисают гроздья рубинов. Внезапно меня охватывает непреодолимое желание выдернуть эту птичку из гнезда волос и выпустить на волю. Интересно, а если мы подружимся, она даст мне поносить этот гребень? Он бы очень подошел к моему красно-розовому шелковому платью с рисунком.

* * *

– Ах, – вздыхает маркиза, печально встряхивая письмом. – Как же мне не хватает моего дорогого аббата! И его коротких эпиграмм. Вот послушайте, какими словами он заканчивает свое письмо: «Прощайте же, маркиза, мой друг и госпожа. О вас я помнить буду до самого конца». Какие приятные слова.

– Уверена, что ему нравится в Венеции, он завел там много друзей, – говорит Элизабет.

Фанфан, маленькая дочь маркизы, – похоже, никто не сказал ей, как вульгарно это прозвище, – как раз приехала из монастыря погостить в Париже. Она сидит на ковре перед нами и играет с мягкой серой овечкой. Тетушка Элизабет уверяет меня, что девочка донельзя избалована, что маркиза обожает ее на свой лад, так, как это принято у буржуа. Ручная обезьянка маркизы, Николет, сидит рядом с Фанфан, внимательно смотрит, как малышка пеленает свою игрушку в салфетку. Время от времени обезьянка хватает Фанфан за волосы и тянет.

Я наблюдаю за странным созданием с отвращением; я все же предпочитаю кошек. Тем не менее обезьянки вошли в моду, маркиза де Вилеруа держит двоих, одна из которых вполне сносно играет на арфе.

– И как вам при дворе, дорогая? – учтиво интересуется маркиза.

Вчера вечером они с королем вернулись из Бельвю, и сейчас мы сидим в ее салоне, наслаждаемся кофе и безмятежным видом на северный цветник. Я скрепя сердце вынуждена признать, что у нее великолепные покои. Я знала, что в Версале живет масса народу, но все равно оказалась совершенно не готова к тому, что нам с супругом выделили унизительно крошечные покои. Низкие потолки, дымящий дымоход и тяжелые шаги невероятно толстой герцогини де Лорагэ, которая топчется этажом выше. Поэтому я предпочитаю проводить время с тетушкой Элизабет, подальше от моих унылых комнат и такого же унылого супруга.

– Мадам очень добры, – отвечаю я.

Когда тетушка Элизабет узнаёт о том, как унизительно обращаются со мной, она предлагает украсть одно из писем маркизы, желательно то, где она плохо говорит о принцессах, и показать его мадам Аделаиде. Но мне для этого не хватает смелости. У маркизы повсюду шпионы, и говорят, что она скора на расправу, а месть ее ужасна и идеально срежиссирована, как и все развлечения по вечерам.

– Дочери короля поистине культурные дамы, достойные восхищения, – отвечает маркиза, наливая кофе и передавая блюдо с квадратиками желе, аккуратно выстроенными пирамидкой. – Нужно быть аккуратной, – смеется она, протягивая чашку тетушке Элизабет. – На прошлой неделе я наливала кофе Александрин де Бельзанс и случайно пролила ей на колени пару капель. Так неловко и неудачно: не сомневаюсь, что сплетни раздули этот маленький инцидент в нечто более злонамеренное!

Она звонит в колокольчик, и в комнату входит с пером и бумагой ее конюший – настоящий красавец, с рельефными крепкими икрами, затянутыми в бледно-голубые чулки.

– А сейчас давайте распланируем небольшую игру в фараон на завтрашний вечер: Эйен, Ливри с супругой; Субиз, если не будет мучиться ушами; быть может, де ля Вальер. А вы хотели бы сыграть, милая Розалия?

– Завтра в фараон… О да, Розалия с радостью примет приглашение, – с энтузиазмом откликнулась тетушка Элизабет, взяла красный квадратик желе с нижнего яруса пирамиды, отчего та частично завалилась. – М-м-м, клубника, я надеюсь.