Фавориты Екатерины Великой

На следующий день молодой человек в чине флигель-адъютанта её величества приставлен ко двору. Ровно в десять часов вечера по заведённому порядку Екатерина оставляет общество и направляется в свои покои, фаворит спешит вслед, чтобы потом с замиранием сердца по потайной лестнице проникнуть в её опочивальню.

Сплетен вокруг жизни императрицы было великое множество, любопытство не утихало и после её смерти. Вот самая расхожая байка. Истопник в спальне императрицы топит печь, а она всё жалуется: зябко мне, зябко. Истопник нашёл другой способ обогрева государыни — отсюда и пошла графская фамилия Тепловых. Можно ли верить этому анекдоту? Ведь чистое народное творчество! В этом есть что-то трогательное, как в легенде о названии усадьбы Остафьево: Вяземский провожал Жуковского (может быть, Жуковский Вяземского — не суть важно), и большой сундук никак не влезал в карету. Тогда хозяин в сердцах сказал: «Ах, оставь его!» Чистый Хармс… но народ, гуляя по остафьевскому парку, с удовольствием пересказывает эту легенду.

Каждый к проблемам пола относится по-разному и строит мир в соответствии с собственным видением и вкусом. У меня в далёкой молодости произошёл смешной разговор. Я читала своему шестилетнему сыну и соседскому мальчику сказку, рядом с вязанием сидела нянька соседского мальчика — суровая, молчаливая старуха. Она вяжет и тоже внимательно слушает историю про избушку лубяную и ледяную. Ледяная у лисы растаяла, и она выгнала зайца из его лубяной — ну что я вам буду пересказывать, все без меня знают эту сказку. Спасителем зайца стал петух, и «стали они вдвоём жить-поживать и добра наживать». Вдруг нянька подняла глаза от вязания, посмотрела на меня испытующе и спросила:

— Нин, неужели они и впрямь «жили»?

Когда до меня дошёл смысл вопроса, я опешила. Ведь такое в голову не придёт! А вот ведь пришло. Уж если петух и заяц вызвали такой нездоровый интерес, то можно представить, что сочинит обыватель про Екатерину и её фаворитов. Поэтому в своих рассказах я буду ссылаться только на реальные факты, никаких домыслов.

Некий путешественник попал в Зимний дворец. Осматривая апартаменты царской семьи… Не понимаю, экскурсии там, что ли, водили, но Валишевский пишет об этом очень уверенно. Продолжаю, осматривая дворец, наш вояжёр попал в два небольших салона, примыкавшие к спальне. Один салон был украшен драгоценными миниатюрами с изображением самых смелых любовных сцен, а в другом на стенах висело множество мужских портретов — близких Екатерине людей. Другой путешественник, поляк Нимцевич, описывал дома, которые были построены для Екатерины по дороге в Крым в 1787 году: «Спальни императрицы везде были устроены по одинаковому плану; возле её кровати помещалось громадное зеркальное панно, двигающееся посредством пружины; когда оно поднималось, то за ним показывалась другая кровать — Мамонова». Оставим эти рассказы на совести рассказчиков.

Мне и сейчас хочется попытаться оправдать Екатерину. Вряд ли она сама придумала и осуществила план этого министерства любви. Думаю, что всё это было сделано руками угодников, тех, которые заглядывают в глаза, читают в них немой приказ, а потом воротят такое, что и на ум не придёт. Устроили ей доверенные люди удобную, романтическую жизнь, и спасибо. А кто сказал, что человек в старости чужд романтики? Под зеркалами с Мамоновым она лежала в возрасте 59 лет. Последний фаворит Платон Зубов был младше её на 36 лет.

Мне хочется вспомнить историю, о которой пишет Дашкова. Она встретилась в Григорием Орловым в Лейдене, случайно. Он уже не был фаворитом, был женат и приехал за границу, чтобы возить больную жену по врачам. В приёмной у врача Орлов и столкнулся с Дашковой. Потом Орлов нанёс ей визит. Дашкова была этим явно недовольна, но была вынуждена быть вежливой. Первая фраза Орлова была неожиданной:

— Я пришёл к вам другом, а не врагом.

Рядом с Дашковой находился её семнадцатилетний сын. Он окончил с отличием Дублинский университет, получил звание магистра. Дашкова очень гордилась сыном.

«— Судя по мундиру вашего сына, — сказал Орлов, — он ещё в кирасирском полку; я путешествую ради здоровья моей жены, состою ещё на службе и числюсь командиром кирасирского полка; если желаете, княгиня, я напишу императрице и попрошу её перевести его в мой полк, вследствие чего он сразу будет повышен на два чина».

Дашкова как могла отказывалась от хлопот Орлова, ссылаясь на то, что уже просила о сыне князя Потёмкина — президента Военной коллегии, а он может обидеться, если она прибегнет ещё к помощи Орлова. Кроме того, императрица — крёстная её сына, и потому можно надеяться, что она разумно решит его судьбу.

«— Я не понимаю, чем Потёмкин здесь мог обидеться, — возразил Орлов и добавил, глядя на её сына: — Трудно представить себе более красивого юношу, чем князь Дашков».

Эта фраза не только обеспокоила Дашкову, но и напугала. Поскольку произнёс её бывший фаворит, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он имел в виду.

Та же тема проскользнула и при втором визите к Дашковой Орлова. «Глядя в упор на моего сына, он сказал: