Фавориты Фортуны

– Цезарь, ты же знаешь, что это происходит повсюду. Может быть, не так ужасно, но большей частью лишь потому, что люди боятся быть пойманными. Ты только подумай! Этот Антоний Гибрид, он, как ты говоришь, – римский аристократ. Суды защищают его, и подобные ему защищают его. Чего ему бояться, если он поступает с кем-нибудь жестоко? Большинство людей, Цезарь, останавливает только одно – страх быть пойманным. Поимка означает наказание. И чем выше положение человека, тем болезненнее будет его падение. Но иногда находится человек богатый, влиятельный, который вытворяет все, что ему вздумается. И его ничто не останавливает. Например, Антоний Гибрид. Таких немного. Немного! Но они всегда есть, Цезарь. Всегда есть.

– Да, ты прав. Конечно, ты прав. – Цезарь закрыл глаза, на мгновение блокируя все мысли. – Такие дела должны быть расследованы, и виновные наказаны.

– Если ты не хочешь, чтобы их стало больше. Оправдай одного – и на его месте появятся двое.

– Поэтому я должен провести расследование. Это будет непросто.

– Да, непросто.

– Помимо темных слухов об исчезновениях рабов, что еще тебе о нем известно?

– Немногое. Его ненавидят. Торговцы ненавидят, простые люди ненавидят. Когда он, проходя по улице, щиплет какую-нибудь маленькую девочку, ребенок кричит от боли.

– И как во все это вписывается моя кузина Юлия?

– Об этом лучше спроси свою мать, Цезарь, а не меня.

– Я не могу спрашивать свою мать, Луций Декумий!

Луций Декумий подумал и кивнул, соглашаясь:

– Да, не можешь, это правильно. – Он замолчал, продолжая думать. – Ну, то, что Юлия – дура, это уж точно, не то что наши умницы Юлии! По ее словам, ее Антоний немного озорной, но не жестокий. Неразумный. Не знает, когда надо задать хорошую порку своим мальчикам, этим маленьким плутишкам.

– Ты хочешь сказать, что его сыновья растут без надзора?

– Как лесные кабаны.

– Постой-ка… Марк, Гай, Луций. О боги! Надо бы мне больше знать о семейных делах! Я не слушаю женскую болтовню – в этом все дело. Моя мать сразу же все мне рассказала бы… Но она слишком умна, папа, она захочет узнать, почему я интересуюсь ими, и тогда она постарается меня отговорить браться за это дело. И мы поссоримся. Лучше, чтобы она узнала об этом как о свершившемся факте. – Цезарь печально вздохнул. – Отец, расскажи-ка мне побольше о мальчишках брата Гибрида.

Луций Декумий зажмурился, поджал губы.

– Я часто вижу их в Субуре – а они не должны носиться по Субуре без педагога или слуги! Крадут еду в лавках, скорее чтобы поиздеваться над продавцом, чем от голода.

– Сколько им лет?

– Не могу сказать точно, но Марк выглядит лет на двенадцать, а по поступкам – лет на пять. Стало быть, лет семь-восемь. Двое других младше.

– Да, все Антонии скоты. Наверное, у отца этих мальчишек мало денег.

– Всегда на грани разорения, Цезарь.

– Тогда, если я буду обвинять их дядю, то для них и для их отца это будет плохо.

– Вот уж точно.

– Но я должен взяться за это дело.

– Знаю.

– Мне нужно несколько свидетелей. Лучше трое мужчин… или женщин… или детей, кто захочет дать показания. Наверняка он проделывает такое и здесь. И его жертвы – не только исчезнувшие рабы.

– Я разузнаю, Цезарь.

Как только Цезарь вошел, его женщины сразу же заметили, что у него какая-то неприятность. Но ни Аврелия, ни Циннилла не попытались узнать, в чем дело. Раньше Аврелия, конечно, попыталась бы выведать у сына побольше, но теперь ребенок занимал все ее внимание, поэтому она не придала большого значения плохому настроению Цезаря. И поэтому упустила случай отговорить сына от обвинения Гая Антония Гибрида, чьи племянники являлись двоюродными братьями Цезаря.

* * *

Вполне логично было бы слушать это дело в суде по делам убийств, но чем больше Цезарь размышлял, тем меньше нравилась ему эта идея. Во-первых, председателем этого суда был претор Марк Юний Юнк, которому не нравилось его назначение в суд бывшего эдила, но ни один бывший эдил не захотел председательствовать в этом году. Цезарь уже сталкивался с ним, когда выступал защитником в январе. Во-вторых, истцы не были римлянами. В любом суде очень трудно защищать клиента, когда истец – иностранец, а обвиняемый – римлянин высокого происхождения и положения. Хорошо его клиентам говорить, что им все равно, проиграют они или выиграют! Цезарь знал, что такой судья, как Юнк, сделает все, чтобы слушание не получило огласки, чтобы оно проходило в таком месте, которое не сможет вместить много народа. И самое худшее – народный трибун Гней Сициний монополизировал народ на Форуме, неустанно призывая восстановить все прежние полномочия народных трибунов. Люди потеряли интерес ко всему, особенно после того, как Сициний принялся повторять старые остроты, имевшиеся в коллекции каждого литературного дилетанта.