Читаем Фавориты Фортуны полностью

– Об этом не беспокойтесь! – весело сказал Цицерон. – Я точно знаю, что я хочу в качестве гонорара. Я намерен на следующий год баллотироваться на должность плебейского эдила, и у меня есть шанс быть выбранным. Но я не могу соревноваться с богатыми людьми, которые обычно становятся эдилами. Однако я смогу добиться большой популярности, если стану продавать зерно по дешевой цене. Заплатите мне зерном, Гиерон, – это единственное золото, которое появляется из земли ежегодно. Я куплю его у вас, заплатив из эдиловых штрафов. Но это будет не более двух сестерциев за модий. Если вы гарантируете продать мне зерно за эту цену, то другой платы не нужно. При условии, конечно, что я выиграю ваше дело.

– Договорились! – мгновенно согласился Гиерон и стал выписывать чек в свой банк на десять талантов на имя Цицерона.

* * *

Марк и Луций Цицерон находились в отъезде ровно пятьдесят дней, во время которых они работали, без устали собирая свидетелей и улики. И хотя губернатор, разные пираты, магистраты Сиракуз и Мессаны, а также несколько римлян – сборщиков налогов пытались помешать им, значительно больше людей (некоторые из них пользовались большим влиянием) были заинтересованы помочь им. В то время как квесторские записи в Сиракузах либо отсутствовали, либо были крайне скудны, в Лилибее улик нашлось предостаточно. Появились свидетели – счетоводы, торговцы, не говоря уже о крестьянах, выращивающих зерно. И Фортуна не покидала Цицерона. Когда настало время возвращаться домой и оставалось только четыре дня из пятидесяти, погода стояла такая хорошая, что Марк Туллий, Луций и все свидетели вместе с записями смогли доехать до Остии в легкой, открытой шлюпке. Они прибыли в Рим в последний день июня. Оставался месяц, чтобы привести дело в порядок и выстроить обвинение.

В течение этого месяца Цицерон стал кандидатом в плебейские эдилы и работал над судебным процессом. Каким образом ему все удалось сделать так быстро, он так и не понял. Но истина заключалась в том, что Цицерон никогда не работал лучше, чем в те дни, когда его стол был завален работой. Самого Цицерона скрывал ворох свитков и табличек. Решения возникали, как молнии, все вставало на свои места, серебряный язык и золотой голос выдавали вдруг остроумные и мудрые мысли. Красивая голова, такая массивная, поражала всех своим благородством. И удивительный человек, который иногда сжимался от страха в самом темном уголке личности Цицерона, вставал в полный рост. В течение этого месяца он даже придумал совершенно новый метод ведения дела, который сделал то, что римскому судопроизводству до сих пор никогда не удавалось, – представить присяжным огромную массу тяжких, убийственных улик так быстро и эффективно, что защите нечего было сказать.

Возвращение Цицерона из Сицилии, такое стремительное, что казалось, с момента отъезда минуло всего несколько дней, неприятно поразило Гортензия. Подготовить дело против несчастного Квинта Куртия оказалось не так просто, как предполагал Гортензий. Даже с помощью Варрона Лукулла, Аттика и целого города Афины. Однако, спокойно поразмыслив, Гортензий убедил себя, что Цицерон блефует. Он не мог быть готовым раньше сентября, и это – самое раннее!

При возвращении в Рим Цицерон не все нашел благополучным. Метелл и его младший брат проделали большую работу с его сицилийскими клиентами, которые теперь были уверены, что Цицерон потерял интерес к их делу – он якобы взял огромную взятку от Гая Верреса, нашептывал Метелл через тщательно подобранных агентов. Цицерону понадобилось несколько раз побеседовать с Гиероном и его коллегами, чтобы узнать, почему все они дрожат перед ним. А когда он узнал правду, устранить их страхи было нетрудно.

Квинктилий принес с собой выборы – сначала курульные выборы Центуриатного собрания. Что касается дела Цицерона, результаты оказались печальными. Гортензий и Метелл стали консулами на следующий год. Марк Цецилий вновь сделался претором. Затем состоялись выборы в Трибутное собрание. Тот факт, что Цезарь был выбран квестором, заняв первую строчку в результатах, едва подействовал на сознание Цицерона. Наступил двадцать седьмой день квинктилия, и Цицерон был назван плебейским эдилом вместе с Марком Цезонием. Они считали, что им хорошо будет работать вместе, и Цицерон был очень рад тому, что его коллега – зажиточный человек.

Благодаря действующим консулам Помпею и Крассу в Риме в то лето происходило так много всего, что выборы прошли незаметно. Вместо того чтобы нарочно раздувать их значение, чиновники и Сенат хотели как можно быстрее покончить с выборами и забыть о них. Поэтому на следующий день после выборов в Плебейское собрание были брошены жребии – распределить, чем именно каждый из новоизбранных магистратов будет заниматься в следующем году. Неудивительно, что жребий волшебным образом предоставил Марку Метеллу суд по делам о вымогательствах. Все было теперь подготовлено к тому, чтобы в начале нового года освободить Гая Верреса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза