Читаем Фавориты Фортуны полностью

– Не обманывайся, – возразил Цезарь. – Ты сейчас говоришь о своем богатстве. Считаешь, что никто не имеет больше твоего. А наш Помпей – типичный сельский землевладелец, он никому не сообщает, какое у него состояние. А у него значительно больше денег, чем у тебя, Марк, я это гарантирую. Когда галльские земли официально вошли в состав Италии, цена их взлетела. Он владеет – владеет, а не арендует или сдает в аренду! – несколькими миллионами югеров лучшей земли в Италии, и не только в Умбрии и Пицене. Он наследовал всю эту потрясающую недвижимость, которой Луции владели на Тарентинском заливе. Он вернулся из Африки как раз вовремя, чтобы отхватить довольно приличный кусок на Тибре, на Вольтурне, на Лирисе, на Атерне. Ты – не самый богатый человек в Риме, Красс. Уверяю тебя, это Помпей – самый богатый.

Красс во все глаза смотрел на Цезаря.

– Невозможно!

– Ты же знаешь, что это правда. Просто если человек не кричит на весь мир, сколько у него денег, это еще не значит, что он бедный. Помпей в жизни никогда не был бедным – и никогда не будет. Когда он наделяет ветеранов своей землей, он выглядит очаровательным, но готов поспорить: то, что он действительно дает им, он дает во временное владение, а не в собственность. И за это каждый платит ему десятую часть того, что эта земля производит. Помпей – своего рода царь, Красс! Он не зря называет себя Магном, Великим. Его люди относятся к нему как к своему царю. А теперь, когда он – старший консул, он считает, что его царство выросло.

– У меня десять тысяч талантов! – резко сказал Красс.

– Для бухгалтера это двести пятьдесят миллионов сестерциев, – покачал головой Цезарь и улыбнулся. – Твой ежегодный доход достигает десяти процентов?

– Да, конечно.

– В таком случае готов ли ты забыть о доходе нынешнего года?

– Ты хочешь сказать, что я должен потратить тысячу талантов?

– Я именно это и хочу сказать.

Идея причинила боль… Было видно, что Красс старается справиться с этой болью.

– Да, если, сделав так, я смогу затмить Помпея. Не иначе.

– За день до ид секстилия, то есть за четыре дня до Помпеевых победных игр, состоится праздник в честь Геркулеса Непобедимого. Как ты помнишь, Сулла посвятил богу десятую часть своего состояния, устроив общественный пир на пять тысяч столов.

– Кто мог забыть тот день? Черная собака лакала кровь первой жертвы. Я никогда прежде не видел Суллу в таком ужасе. И после, кстати, тоже. Его венок из трав упал в пролитую кровь.

– Забудь ужасы, Марк, ибо я обещаю тебе, что нигде поблизости не будет черных собак, когда ты посвятишь десятую часть твоего состояния Геркулесу Непобедимому. Ты устроишь общественный пир на десять тысяч столов! – велел Цезарь. – Те, кто в другом случае могли бы предпочесть отдых на побережье, – они все останутся в Риме. Бесплатное угощение действует неотразимо на каждого.

– Десять тысяч столов? Если я каждый стол завалю пресноводным окунем, устрицами, угрями и кефалью, это не будет стоить мне более двухсот талантов, – сказал Красс, который знал цену всему. – И кроме того, полный желудок сегодня может заставить человека думать, что он больше никогда не будет голодным, но утром тот же человек снова захочет есть. Праздники закончатся через день, Цезарь. А также и память о них.

– Правильно. Однако, – мечтательно продолжал Цезарь, – кроме тех двухсот талантов остаются еще восемьсот, которые надо истратить. Давай допустим, что в Риме между секстилием и ноябрем находятся около трехсот тысяч граждан. Обычная раздача зерна обеспечивает каждого гражданина пятью модиями, то есть одним медимном пшеницы в месяц по цене в пятьдесят сестерциев. Дешево, но не настолько – по сравнению с настоящей ценой пшеницы, конечно. По крайней мере, казна имеет небольшой доход даже в неурожайные годы. Этот год, говорят, будет урожайным. И – твоя удача! – в прошлом году урожай тоже был неплохой. Потому что ты будешь покупать зерно из прошлогоднего урожая.

– Покупать? – потерянно переспросил Красс.

– Дай мне закончить. Пять модиев пшеницы на три месяца… Помножить на триста тысяч человек… Получаем четыре с половиной миллиона модиев. Если ты купишь сейчас, а не летом, думаю, ты мог бы набрать четыре с половиной миллиона модиев пшеницы по пять сестерциев за модий. Это будет двадцать два с половиной миллиона сестерциев – приблизительно восемьсот талантов. И вот куда, дорогой мой Марк, – победно закончил Цезарь, – пойдут остальные восемьсот талантов! Потому что, Марк Красс, ты будешь раздавать по пять модиев пшеницы в месяц в течение трех месяцев каждому римскому гражданину бесплатно. Не по дешевке, дорогой мой Марк. Бесплатно!

– Эффектная щедрость, – с серьезным видом сказал Красс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза