Фавориты Фортуны

Сфинкс был небольшой и уместился под мышкой, спрятанный в складках тоги. Изящное произведение, идеальное во всех деталях, от перьев на крыле до миниатюрных пучков меха между когтистыми пальцами.

– Неблагодарный! – прорычал Веррес.

Но будущий консул Метелл нахмурился.

– Он прав, Гай. Тебе нужно, самое позднее, завтра ночью оставить Рим. Цицерон опечатает это место, как только услышит, что ты выносишь вещи. И почему тебе понадобилось держать все здесь?

– Здесь не все, Квинт. Здесь только те вещи, которые я не могу не видеть ежедневно. Основная масса находится в моем доме в Кортоне, в Этрурии.

– Ты хочешь сказать, что есть еще? О боги, Гай, я знаю тебя много лет, но ты не перестаешь меня поражать! Неудивительно, что наша бедная сестра жалуется, что ты не обращаешь на нее внимания! Значит, это – единственное, чего ты не можешь не видеть каждый день? Я всегда думал, что ты сделал свой дом похожим на антикварную лавку в портике Маргарита, потому что ты не доверял даже своим рабам!

Веррес презрительно усмехнулся.

– Ваша сестра жалуется, да? И какое право она имеет жаловаться, когда Цезарь в течение нескольких месяцев смазывает ее cunnus? Она воображает, будто я дурак? Или настолько слеп, что вижу только бронзу Мирона? – Он встал. – Мне надо было сообщить Гортензию, куда ушла большая часть моих денег. Ты густо бы покраснел, не правда ли? Три Метелла – дорогие родственнички, а ты, Квинт, – самый дорогой из всех! Предметы искусства мне удалось сохранить, но кто сожрал доходы от продажи зерна, а? Теперь все, хватит! Я последую совету моего адвоката, укравшего сфинкса, и уеду в добровольную ссылку! Туда, где мое останется моим! Больше никаких денег для Цецилиев, включая и Метеллу Капрарию! Пусть Цезарь содержит ее так, к чему она привыкла. Желаю вам удачи – тянуть деньги из того человека! Не ждите, что я верну приданое вашей сестры. Я сегодня же развожусь с ней по причине ее прелюбодейной связи с Цезарем.

Результатом этой речи стал уход его разъяренных шуринов. После этого Веррес минуту постоял у стола, задумчиво проводя пальцем по гладкой окрашенной мраморной щеке Юноны работы Поликлита. Затем, пожав плечами, крикнул рабов. Как ему вынести расставание хоть с одной вещью из всего, что хранилось в этом доме? Только необходимость спасти свою шкуру и знание, что сохранить немногое лучше, чем потерять все, дало ему силы осмотреть со своим управляющим все дорогие ему вещи.

– Когда ты наймешь повозки, – и если ты проболтаешься кому-нибудь об этом, я тебя распну! – пусть они подъедут к заднему двору в полночь завтра. И лучше, если все будет упаковано правильно, слышишь меня?

* * *

Как и предсказывал Гортензий, Цицерон заставил Глабриона опечатать покинутый дом Гая Верреса наутро после его тайного отъезда и послал в его банк, чтобы арестовать вклад. Конечно, было уже поздно. Деньги были самым портативным товаром из всех сокровищ, не требующим ничего, кроме листа, который следует представить на другом конце путешествия.

– Глабрион составляет список членов комитета, который должен определить ущерб, но боюсь, сумма не будет огромной, – сказал Цицерон Гиерону из Лилибея. – Он забрал свои деньги. Но похоже, большую часть из того, что вывезено из сицилийских храмов, он бросил здесь. Он прихватил драгоценности и посуду, которые крал у отдельных хозяев. Но даже и того, что он не сумел утащить тайно, осталось очень много. Брошенные им рабы – бедняги, однако их ненависть к нему оказалась полезной: рабы говорят, что то, что собрано здесь, в его римском доме, – ничто по сравнению с тем, что он спрятал в своем поместье недалеко от Кортоны. Воображаю! Вот куда ринулись братья Метеллы. Но я позаимствовал тактику у моего друга Цезаря, который путешествует быстрее всех, кого я знаю. И я предсказываю, что наша экспедиция достигнет Кортоны первая. Так что мы можем найти там куда больше вещей, принадлежавших Сицилии.

– А куда уехал Гай Веррес? – полюбопытствовал Гиерон.

– Кажется, он направился в Массилию. Популярное место любителей искусств среди наших ссыльных, – ответил Цицерон.

– Ну что ж, мы очень довольны. Мы получаем обратно наше национальное наследие, – сказал Гиерон, сияя. – Спасибо тебе, Марк Туллий, спасибо!

– Думается, это я буду благодарить вас, – деликатно отозвался Цицерон, – то есть если вы будете так довольны моим ведением дела, что в будущем году выполните наше соглашение о зерне. Плебейские игры состоятся не раньше ноября, так что вашу цену не надо определять по урожаю этого года.

– Мы счастливы заплатить тебе, Марк Туллий, и я обещаю, что твоя раздача зерна народу Рима произведет впечатление!

– Итак, – позднее сказал Цицерон своему другу Аттику, – это редкое, рискованное для меня вторжение в область обвинения обернулось наградой, которая была мне очень нужна. Я куплю зерно по цене два сестерция за модий, а продам его за три сестерция. Лишний сестерций пойдет на оплату за транспортировку.

– Продай модий за четыре сестерция, – посоветовал Аттик, – и положи немного денег в свой кошелек. Ему следует немного пополнеть.

Цицерон был в ужасе: