Фавориты Фортуны

— Фортуна изменчива, — молвил Тиберий Гутта из Капуи. Лицо его лоснилось от жира жареного каплуна с хрустящей масляной корочкой, начиненного каштанами. — На данный момент мы сражаемся на стороне Карбона. После того как побьем Суллу, можем напасть на Карбона и римлян и содрать с них шкуру.

— Точно, — улыбаясь, согласился Мутил.

— Мы должны сейчас же идти на Пренесте, — сказал Лампоний.

— Завтра, — быстро добавил Телезин.

Но Мутил энергично замотал головой:

— Нет. Пусть люди отдохнут здесь еще дней пять. У них был трудный переход, и им еще предстоит преодолеть Латинскую дорогу. Когда они подойдут к фортификациям Офеллы, у них должны быть силы.

Итак, вопрос обсудили с перспективой относительного безделья в следующие пять дней. Обед закончился значительно раньше, чем предполагал управляющий. Занятый на кухне со слугами, он ничего не видел, ничего не слышал. И его не оказалось там, когда хозяин дома приказал своему огромному слуге-германцу отнести его в комнату хозяйки.

Бастия голая стояла на коленях на подушках своего ложа, с широко раздвинутыми ногами, а между ее блестящих бедер виднелась мужская голова с сине-черной гривой волос. Плотное, мускулистое тело мужчины распростерлось на ложе так непринужденно, словно принадлежало спящей кошке. Бастия откинулась назад, поддерживая себя руками, ее пальцы впились в подушки.

Дверь тихо отворилась. Слуга-германец застыл с хозяином на руках, словно переносил молодую жену через порог ее нового дома. Он ждал дальнейших приказаний с молчаливой выносливостью человека, находящегося вдали от родного дома, не знающего ни латыни, ни греческого, постоянно терзаемого болью потерь и не способного выразить эту боль словами.

Глаза мужа и жены встретились. В ее взгляде блеснуло торжество, ликование. В его взгляде — изумление без отупляющего, болеутоляющего шока. Невольно его глаза скользнули по ее потрясающей груди, по глянцу ее живота, и вдруг все заволокло слезами.

Молодой грек, поглощенный своим занятием, уловил какую-то перемену, напряжение в женщине, не связанное с его действиями, и приподнял голову. Ее руки, как две змеи в мгновенном броске, обхватили его голову и прижали к себе, не отпуская.

— Не останавливайся! — крикнула она.

Не в состоянии отвести глаз, Мутил смотрел на взбухшие соски, готовые лопнуть. Бедра ее двигались, мужская голова, засунутая между ними, двигалась в такт. А потом на глазах своего мужа Бастия вскрикнула и отчаянно застонала. Мутилу казалось, что это длилось вечно.

Потом она отпустила голову и столкнула молодого грека, который скатился с ложа и остался лежать на спине. Его охватил такой ужас, что он почти перестал дышать.

— Ты ничего не можешь сделать вот этим, — сказала мужу Бастия, показывая на опадающую эрекцию раба, — но язык у тебя здоров, Мутил.

— Ты права, язык здоров, — согласился он, осушив слезы. — Он чувствует вкус. Но его не интересует мерзость.

Германец унес его из комнаты Бастии в его собственную спальню и осторожно уложил на кровать. Потом, закончив все необходимые дела, оставил Гая Папия Мутила одного. Без соболезнования, без всяких заверений. «И это проявление самого большого милосердия», — подумал Мутил, зарывшись в подушку. Перед его глазами все еще стояло тело жены, ее груди с набухшими сосками, и эта голова — эта голова! Эта голова… Ниже пояса ничто не шевельнулось. Там никогда больше не могло шевельнуться. Но остальная часть его тела знала, что такое пытки и мечты, и жаждала любого проявления любви. Любого проявления!

— Ведь я не умер, — прошептал он в подушку, почувствовав подступившие слезы. — Я не умер! Но, клянусь всеми богами, лучше бы я умер!

* * *

В конце июня Сулла покинул Клузий. С собой он взял свои пять легионов и три легиона Сципиона. Помпея он назначил командовать оставшимся войском. Это решение было не слишком благосклонно воспринято другими его легатами. Но поскольку Сулла был Суллой и никто активно с ним не спорил, старшим остался Помпей.

— Покончи с ними, — сказал он Помпею. — У них людей больше, чем у тебя, но они деморализованы. Однако когда они обнаружат, что я ушел совсем, они нападут. Следи за Дамасиппом, он самый умный среди них. Красс справится с Марком Цензорином, а Торкват должен разобраться с Карринатом.

— А Карбон? — спросил Помпей.

— Карбон — пустое место. Он заставляет своих легатов командовать за него. Но не радуйся, Помпей. У меня для тебя другая работа.

Неудивительно, что Сулла взял с собой легатов старше Помпея. Ни Ватия, ни старший Долабелла не перенесли бы такого унижения — исполнять приказы двадцатитрехлетнего юнца. Уход Суллы последовал сразу же после получения сообщения о самнитах, что потребовало его немедленного прибытия к Пренесте, чтобы успеть расположить войско до того, как подойдут самниты.