Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

До пасхальных каникул прошли все письменные экзамены: три сочинения (русское, французское и немецкое) и письменные экзамены по алгебре и геометрии. Сразу после каникул был экзамен по истории русской и новой, на подготовку к нему давалось, таким образом, две недели. Накануне экзамена я говорила Липе, что очень хотела бы получить по новой истории пятнадцатый билет, в котором был вопрос по истории Англии. Настал экзамен, подхожу к столу, за которым сидит комиссия, беру билет по русской истории, смотрю – пятнадцатый! Ну, думаю, ничего, и по новой истории тот же билет вытяну – и, действительно, вытаскиваю тоже пятнадцатый билет! Готовились мы, конечно, как всегда, вместе с Липой, в нашей бывшей классной комнате. Вскоре после истории был экзамен по Закону Божию. Нам с Липой нетрудно было по нему подготовиться, а вот Ирина Старынкевич боялась его больше всего. У них отец, да и вся их семья никогда не ходили в церковь и не верили в Бога, поэтому она плохо знала этот предмет и очень боялась экзамена, тем более что программа была большая. Однажды она пришла к нам во время занятий и просила объяснить ей какие-то тексты. Мы с Липой получили на этом экзамене пять с плюсом. Да, я совсем забыла, что перед началом экзаменов мы должны были сдать зачетную работу по рукоделию: снять с себя мерку и на основании определенных правил составить чертеж выкройки лифчика в талию, сделать выкройку, выкроить по ней лифчик и сшить его. Выкройку-то я составила, а вот сшить лифчик у меня не было ни времени, ни охоты. Выручила меня Мария Маркеловна, она пришла к нам в субботу и все воскресенье провозилась с этим лифчиком; потом его выстирали, выгладили, и я его торжественно отнесла в гимназию.

Мы с Липой знали все предметы назубок и особенно не волновались. Кроме истории и Закона Божия, мы сдавали три экзамена по литературе, русский, французский и немецкий, устные экзамены по алгебре и геометрии и физику. Устные экзамены продолжались целый месяц. Мы с Липой занимались с утра до вечера с перерывами на завтрак, обед и на часовые гулянья в саду. После вечернего чая мы редко занимались, перед русской литературой мы засиделись до половины двенадцатого, но под конец Липа принуждена была пальцами поддерживать свои веки, чтобы глаза не закрывались. Не могу сказать, что я чувствовала особую усталость. Меня сердило, когда А. И. Погоржельская напевала матери, зачем она позволяет мне так много заниматься, что я подорву свое здоровье, что она навещала в каком-то санатории свою знакомую и видела там много больных молодых девушек, которые заболели после окончания гимназии, после выпускных экзаменов. Но, слава богу, мать не слушала ее, она всегда считала, что дело должно быть сделано, и сделано хорошо, она следила за тем, чтобы я хорошо питалась в это время, обязательно ходила гулять и вовремя ложилась спать. С девяти утра до десяти вечера времени довольно, можно все успеть выучить.

Конечно, мы учились не непрерывно, время от времени мы бросали заниматься и болтали обо всем на свете, в частности об одной истории, случившейся с Липой во время наших прогулок в Университетском саду. В этот сад, как известно, выходят окна студенческого общежития. Иногда мы с Липой выходили погулять и после обеда, и до чая. Однажды сидим мы с ней вечером на скамейке, видим, идет по дорожке студент, не в форме, а в коричневой курточке, и садится на ту же скамейку. Мы вскоре встали и пошли по дорожке, смотрим, студент тоже встал и идет за нами. Поравнявшись с нами, он сказал, что давно заметил нас из окна своей комнаты, и завязал с Липой разговор. Мы вскоре ушли, надо было заниматься. После этого студент этот каждый вечер встречал нас в саду и разговаривал с Липой. Чтобы не мешать им, я уходила на другую дорожку. Студент этот кончал восточный факультет, как его звали, я забыла, у меня в тетради записаны только инициалы: «В.А.Ш.»; разговаривая о нем, мы с Липой называли его «курточкой». Впоследствии он нашел общих знакомых, которые познакомили его с Липиными родителями, и он стал бывать у них. Он был симпатичный, скромный человек, родных у него не было. Это был глубоко одинокий человек, искренно привязавшийся к Липе. Она его жалела, но была к нему равнодушна. Он носил на мизинце золотой перстень китайской работы. Когда вскоре по окончании Университета он уехал из Петербурга, он подарил этот перстень Липе на память.

Фото 36. Ученицы гимназии с учителями перед выпуском. 1908 г.

Наконец все экзамены закончены. Последний экзамен пришелся на субботу. Вечером у нас собрались гости: пришли Мария Маркеловна, А. И. Погоржельская, Елизавета Евграфовна, ученики отца. Мать сидела на своем месте во главе стола около окон, я сидела на противоположном конце; во время ужина пришла Липа и сказала мне, что только что закончился педсовет и распределили медали. Золотые медали получили: Гуммель, Додонова, Коновалова, Леви, Фаворская, Шевырева, Шлезингер и Щукарева. Серебрянные: Грот, Ленц и Старынкевич. Не садясь за стол, Липа все это мне рассказала, все стали меня поздравлять (фото 36).