Мы все еще шли реверсом. Пинки рубил прилипшие к носу лодки зеленые нити. Наконец большая их часть словно с неохотой отвалилась, и Сидра, развернувшись, повела лодку дальше на юг. Оба силуэта исчезли.
– Неплохо, Сидра, – сказал я.
Пинки почистил свой нож о корпус.
– И впрямь неплохо.
– Есть мнение, что это за твари?
– Понятия не имею.
– Ты видела таких раньше?
– Нет, – с несвойственной ей неуверенностью ответила Сидра. – Ни здесь, ни вообще где-либо. Но они явно имеют человеческое происхождение.
– Явно, – повторил я.
– Ты… правильно поступил, Клавэйн. Я тоже расценила их намерения как враждебные.
– Раскидывать сети – не лучший способ для начала мирных переговоров. – Я положил гарпунное ружье. – Вряд ли я его убил. И вряд ли мне охота встретить других таких же, пока мы не закончим тут наши дела. Возможно, они просто защищают свою территорию, но я сейчас не в том настроении, чтобы рассуждать о политике.
– В конечном счете все сводится к политике, – сказала Сидра.
Дернувшись в очередной раз, лодка выбралась на относительно чистое пространство. Сидра резко свернула вправо, и мы двинулись по проходу, где зелень росла лишь на поверхности, практически не оказывая сопротивления. Нас окружали берега из более густой растительности, обозначая границы канала и направляя наш путь. По мере нашего продвижения эти берега становились все круче и выше – сперва полметра, потом метр, а затем они полностью перекрыли вид на север и юг. Мне уже меньше досаждала морская болезнь, поскольку в канале не было волн, зато возникла клаустрофобия. Извивающийся среди густой зелени канал неуклонно сужался, и меня охватил древний страх путника, заблудившегося в сумеречном лесу, не знающего, какие тайны и кошмары могут его подстерегать.
Я оглянулся: не преследуют ли нас загадочные пловцы?
Сидра сбросила скорость до двадцати километров в час. Волны, разбегавшиеся позади лодки, бились о зеленые стены, которые шевелил выхлоп двигателя, рисуя на них странные узоры.
– Может, на веслах? – предложил я. – Так будет медленно, но мне начинает казаться, будто мы… не слишком вежливы по отношению к хозяевам.
– Мы еще даже не добрались до ядра сгустка, – ответила Сидра. – Осторожность никогда не помешает, Клавэйн. Но чрезмерная осторожность может погубить.
– В чрезмерных количествах погубить может что угодно.
– Не знаю, что там насчет осторожности, – заметил Пинки, – но мне это не нравится.
Я проследил за его взглядом.
Канал разделялся на два еще более узких ответвления. Выросшие по обе стороны от нас стены были теперь высотой с дом и наклонялись внутрь. Ответвления уходили в разные стороны, и ни одно не выглядело особо заманчивым. Между их сужающимися краями провисали похожие на веревки волокна.
– Сюда, – сказала Сидра, сворачивая в левое ответвление. – Если рельеф не слишком изменился, это самый прямой путь к ядру. Пусть вас не пугают нити, они лишь обеспечивают связь частям сгустка. Представьте, будто мы клетка, движущаяся в промежутке между полушариями мозга.
– Вряд ли от этого станет легче, – проворчал Пинки.
Мы продолжали двигаться по каналу, ширина которого практически не менялась на протяжении километра. Я знал, что ищет Сидра – нечто вроде лагуны, одной из нескольких, которые были видны из космоса. Эти лагуны, чье существование намеренно поддерживала биомасса, внушали определенную надежду пловцу, надеявшемуся установить контакт. Они означали, что сгусток, по крайней мере, готов принять гостей, хотя никакой гарантии успеха быть не могло.
Приведенное Сидрой сравнение сгустка со структурой мозга врезалось мне в память. Насчет того, являются ли разумными сами сгустки жонглеров образами, ясного мнения до сих пор не сложилось. Но сгустки однозначно владели множеством биологических методов хранения информации, ее обработки и распространения. Жонглеры держали в себе многие разновидности информации, от фрагментов чистых бесплотных знаний до специфических ее форм, относящихся к конкретным биологическим видам. Заплывший в воды жонглеров мог убедить микроорганизмы сгустка перестроить его разум – так он получал какой-нибудь новый дар вроде выдающихся математических способностей или владения давно умершим инопланетным языком. Однако подобные таланты, полученные от жонглеров, обычно оказывались временными, иногда всего лишь через несколько часов впечатанные в мозг структуры распадались. Изменения крайне редко сохранялись достаточно долго, чтобы реципиент успевал ими воспользоваться хотя бы раз. Повторные визиты к жонглерам случались нечасто и еще реже завершались удачно. Говорили также, что в тех редких случаях, когда талант становился постоянным, срабатывала известная поговорка насчет необходимости быть осторожным в желаниях.