Фазиль. Опыт художественной биографии

Переговоры о выходе книжки, как и о редакторском месте, Искандер вел весь последний год. Несмотря на совершенную ничтожность жалованья (чуть ли не 60 рублей), об этой должности, как-никак официальной, нужно было похлопотать. В газете Искандер получал больше, но ему хотелось выйти на писательскую дорогу. Тем более публиковаться к тому времени он стал активно: и стихи выходили в периодике, и первый рассказ опубликован.

Возможно, занятия журналистикой помогли Искандеру «развязать» какой-то тугой узелок, отучить себя от страха перед белым листом (в этом смысле, пожалуй, журналистика очень полезна молодым авторам и очень вредна для авторов зрелых: велик риск попросту исписаться, разменяться). С этого момента и практически до конца жизни его творческая энергия останется неизменно высокой.

Дебют в прозе

В середине пятидесятых особенно часто Искандер публиковался, как ни удивительно, в журнале «Пионер». Всё очень просто: отделом литературы там заведовал Бенедикт Сарнов, с которым Фазиль познакомился в Москве. Сарнов был на два года старше Искандера. Приятельство, а потом и соседство в знаменитом писательском поселке у метро «Аэропорт» продолжится долгие десятилетия. Сарнов не раз будет писать об Искандере, то более, то менее точно и глубоко. Вспомним историю знакомства Фазиля Искандера с Евгением Евтушенко. Представляется, что комплекс старшего, да еще москвича, был и у Бенедикта Михайловича Сарнова, а возможно, так и остался навсегда — он-де открыл дорогу молодому автору, проложил ему путь в литературу… Ну да, через журнал «Пионер»…

Но вот с другим коренным москвичом, Юзом Алешковским, автором всенародно известной песни «Товарищ Сталин, вы большой ученый», которого Иосиф Бродский именовал «Моцартом русского мата», Фазиль встретился чуть ли не в первый день после того, как Алешковский, отбыв лагерный срок на Дальнем Востоке, был амнистирован и появился в 1955-м в Москве. Вот что недавно написал из Америки, где он живет уже около сорока лет, девяностолетний Юз одному из авторов этой книги. Орфографию и пунктуацию сохраняем. Опустили лишь некоторые слишком живописные подробности их юной жизни. Да одно матерное слово преобразовали. Прости, Юз!

«…После амнистии в москве в первый же день дружок познакомил меня с Германом Плисецким и Фазилем с ним мы вдвоем бродили по плешке тверской и с интересом болтали типа подружились тогда же я закадрил пару дикообразных телок которых мы повезли в мою коммуналку а мамаша была на даче… <…>

мы довольно часто виделись читали друг другу свои стишки

ни он ни я еще не доросли тогда до прозы… <…>

потом он подженился часто сваливал в Сухуми переписывались и ему нравились мои шуточки и всякие в письмецах фантасмагории

поначалу он был настоящим зрелым поэтом а его проза казалась мне гораздо слабей его стишат

а с Плисой мы стали оч близкими корешами и в блудстве и в попойках ну и тд и тп

с Фазилем же виделись редко — он заматерел в семейственности а как прозаик рос и рос что радовало но мы как то разошлись — разные у нас были температуры

вот так».

Упомянутый Герман Плисецкий (1931–1992) был хорошим приятелем Искандера в пятидесятых — шестидесятых. Стихов в советское время он почти не печатал, многое ходило в самиздате. Зато прославился как переводчик Омара Хайяма (кто-то говорит, что трудом своей жизни Плисецкий считал стихотворное переложение Экклезиаста). В предисловии к посмертному сборнику старого товарища Искандер писал:

«Когда мы познакомились с поэтом Германом Плисецким, он уже был самостоятельным художником с крепнущим голосом, набирающим силу. Мне нравились его стихи как таковые, но кроме того, мне нравилось в нем, что он как личность не поддавался влиянию очень популярных тогда поэтов. Он всегда шел своим путем…»[23]

Но вернемся к прозе — всё же вскоре проза стала главным делом жизни Фазиля, и уже при первых рассказах свой путь у Мастера явно определился.