Фб '98

Порадовало его и распределение, особенно когда он узнал, что попал политруком в роту Севы Митрохина, лучшего из лучших, возглавлявшего список выпускников-отличников, одного из наиболее терпеливо-доброжелательных в общении с маленьким и импульсивным по натуре Игорьком. Митрохин находился сейчас далеко от него — справа, на другом конце шеренги среди отличников боевой и политической подготовки, но Игорек уже предвкушал, как звонко отрапортует ему, отдавая честь: «Товарищ старший лейтенант, лейтенант Бабаев для прохождения службы прибыл!» — «Вольно, лейтенант», — скажет Митрохин и достанет початую бутылочку трехзвездочного армянского коньяка (он всегда умел и умеет добывать где-то эту драгоценную для каждого курсанта жидкость), и они выпьют, чокнувшись, по полстопочки, и Митрохин улыбнется и расскажет какую-нибудь историю (это он тоже всегда умел и умеет и, что особенно ценно, никогда не повторяется).

— …Я хочу напомнить вам, товарищи курсанты, — продолжал между тем вещать генерал-герой, — одну известную народную мудрость: «Понедельник — день тяжелый». Это непреложная истина. Все самые главные события, важнейшие свершения происходят по понедельникам. Даже день Великого-Октября, защищать который поручено опытнейшим бойцам, доказавшим на деле, что…

Игорек не вслушивался в смысл слов выступления Вознисенского: подобное этому он не раз сам уже произносил, выступая на занятиях по политподготовке; все было ему знакомо и привычно проскальзывало мимо ушей. Гораздо более приятным казалось думать о предстоящей встрече с Митрохиным — старшим лейтенантом, вспоминать с легкой грустью о тех семи годах, проведенные в Школе, долгий и трудный путь от зеленого первокурсника до уверенного в себе выпускника. И Игорек с удовольствием думал и вспоминал до тех пор, пока речь генерала-героя не закончилась и не прозвучала команда: «Товарищи курсанты, смирно!», заставившая всех подтянуться и застыть в сладостном томлении. Вдоль шеренг побежали прапорщики, катя впереди себя тележки с аккуратно разложенными на них в порядке следования военными билетами, значками выпускников, новенькими погонами и личным оружием с монограммами Школы.

И вот тут церемония была прервана. Раздался громкий хлопок, и в коридоре, выскочив прямо из воздуха, как чертики из коробочки, появились фигуры в полном боевом облачении корректоров Корпуса с АКМами наперевес. Они сразу же начали стрелять от живота без разбора, и коридор наполнился криками, визгом отлетающих рикошетом пуль, запахом пороха.

Надо отдать должное новоиспеченным лейтенантам Корпуса: кое-кто из тех, что успели получить личное оружие, среагировали быстро и открыли ответный огонь. Переломилась пополам первая фигура с автоматом; упала на колени, зажимая ладонями рану, вторая; повело в сторону третью.

Игорек еще не успел выйти из оцепенения, вызванного внезапностью нападения, как увидел четвертую фигуру, сумевшую добежать до самого края левого фланга. Бабаев увидел, как прапорщик, кативший до того тележку, а теперь остановившийся всего в десяти шагах, торопливо открывает кобуру и почти в упор расстреливает этого четвертого. А тот — возможно, уже мертвый, но по инерции продолжающий бег — в конце концов спотыкается, падает, выбросив вперед правую руку, и от той руки отделяется маленький темно-зеленого цвета круглый предмет, катится по полу и останавливается здесь, почти у самых ног Игорька.

Граната!..

Игорек ничего не успел сделать, только зажмурился. Успел сделать другой. И когда прогремел взрыв, и когда Игорек каждой клеткой напряженного в страшном ожидании тела приготовился принять кусочки разорванного горячего металла, ничего не произошло. Совсем ничего. На секунду все стихло; потом вокруг снова заорали, кто-то принялся вычурно материться, а Игорек открыл глаза. Сначала он увидел ноги, потом взгляд его скользнул дальше, и он понял, что произошло. Кто-то из курсантов в последний момент успел схватить гранату и, прижав ее к груди, отпрыгнул подальше в сторону, спасая тем самым Игорька и других, кто стоял на левом фланге.

При взгляде туда, где лежал теперь этот курсант Бабаева затошнило. Он отступил на шаг, потом еще на один, уперся спиной в холодную стену. Так он и сполз по ней, не отрывая взгляда широко открытых глаз от тела на полу и от разливающейся под ним черной лужи.

Это кровь, отрешенно подумал Игорек, сколько же ее много.

В ушах у него звенело.

— Кто они? Откуда? — перекликались вокруг.

Курсанты, с неуверенностью озираясь по сторонам, собрались вокруг распростертых тел. Расстрелянного в упор перевернули на спину, и одному из окружавших это тело курсантов вдруг тоже, как и Игорьку, стало дурно. Мир покачнулся в его глазах, и он поспешно отошел в сторону. Потому что на мгновение курсанту показалось, что в лице расстрелянного налетчика он узнал собственные черты.

— Товарищи курсанты! Смир-рна!