Febris erotica. Любовный недуг в русской литературе

В романе «Кто виноват?» циничный постромантический «век» олицетворяется фигурой доктора Крупова – добросовестного, трудолюбивого врача, который придерживается крайне приземленного, трезвого и практичного взгляда на жизнь, любовь и человечество и на протяжении всей книги критикует романтические ценности своего молодого протеже и друга, наивного идеалиста Дмитрия Круциферского. С первой же встречи Герцен изображает их как представителей двух противоположных идеологических лагерей. Даже внешность и телосложение соответствуют их убеждению и мировоззрению. Так, Крупов представлен в романе как мужчина средних лет, у которого было «здоровое, краснощекое и веселое лицо… черты его выражали эпикурейское спокойствие и добродушие» [Герцен 1954–1966, 4: 35]. Это описание не только подчеркивает физическое здоровье и эмоциональную стабильность Крупова, но и намекает на его философскую позицию: отсылка к эпикурейству косвенно указывает на материализм его мировоззрения, безразличие к духовным вещам, которое он будет пропагандировать на протяжении всего романа. Такая характеристика явно призвана создать резкий контраст с молодым романтиком Круциферским, который ранее описывается как «бледный» и «жиденький», а в истории болезни подчеркивается его болезненное и хрупкое телосложение [там же: 10]. Повествование не оставляет факт слабой конституции без объяснения: в духе натуральной школы Герцен показывает ее обусловленной, в данном случае биологически, как результат стресса, пережитого матерью во время беременности[188]. Именно врожденной физической организацией и «нервной раздражительностью» доктор Крупов объясняет меланхоличный нрав и идеалистическую философскую ориентацию Круциферского. Во время одного из споров героев в конце романа Крупов замечает:

Вы, Дмитрий Яковлевич, от рождения слабы физическими силами; в слабых организациях часто умственные способности чрезвычайно развиты, но почти всегда эдак вкось, куда-нибудь в отвлеченье, в фантазию, в мистицизм [там же: 131].

Таким образом Крупов подчеркивает влияние телесной сферы на эмоциональную, а не наоборот. Чтобы подкрепить свой аргумент, доктор приводит пример, когда не только индивидуальный, но и национальный характер определяется физическими факторами:

Посмотрите на бледных, белокурых немцев, отчего они мечтатели, отчего они держат голову на сторону, часто плачут? От золотухи и от климата; от этого они готовы целые века бредить о мистических контроверзах, а дела никакого не делают [там же: 131–132].

Представление о «врожденной мечтательности» немцев составляло одно из клише того времени, но в то же время могло иметь особое значение для медицинского материалиста Крупова из-за негативной репутации немецкой физиологии в 1840-х годах. Главным недостатком немецкой физиологии и медицинской науки считался преимущественно умозрительный подход, который она приобрела под влиянием натурфилософии Шеллинга. Когда в 1840 году в Петербурге вышел перевод немецкого учебника по физиологии («Ручная книга физиологии человека» Эбле), рецензия в «Библиотеке для чтения» поставила под сомнение целесообразность всего проекта:

Можно вообще сомневаться в пользе переводов руководств к физиологии с немецкого. Отдавая всю справедливость познаниям, любви к истине и добросовестности германских ученых, нельзя не признаться, что из числа европейских физиологов немецкие менее всех других способны к сочинению полезной книги о физиологии. Они слишком неположительны для этого… народная германская мечтательность тотчас увлекает их в туманные области умозрения, они с удовольствием пускаются в опасные умствования, в смелые выводы из выводов, факты заменяют словами без фактического знания, и все под их пером превращается в неразглядный хаос[189].