Фебус. Недоделанный король

— Пока… — Я опять сделал многозначительную паузу. — Пока… Я ее самостоятельному существованию не дам и десяти лет, максимум пятнадцать. Слишком нобилитет в Кастилии разобщен, склонен к восстаниям и братоубийственной войне, что вы сами наблюдали еще не так давно. Поэтому требуется для спокойствия трона ее на кого-нибудь время от времени натравливать. Пока есть только один вектор применения силы, который устраивает всех сарацинская Кордова. Освященная традицией и папой римским Реконкиста. А вот когда Кордова падет, то куда тогда, по вашему мнению, будет направлен захватнический порыв кастильских грандов? Куда Изабелла и Фердинанд денут тот переизбыток безземельных кабальеро, которых накопили за время противостояния с маврами? Тут только два пути: либо на запад — в Португалию, либо на север — к нам. Потому как захватывать Магриб этих сил, что есть у них, мало, а для нас — так их даже много.

Есть еще Италия. Одной Сицилией Фердинанд не удовлетворится. Он любит собирать короны. Майорку вон подобрал.

Вот вы и сами нашли причину, дон Мартин, — ответил я.

— Вы именно поэтому баллотировались в наши сеньоры, ваше величество? — осторожно спросил дон Мартин, ожидая, по-видимому, услышать мои откровения.

Ага… Щас! Только шнурки поглажу.

— И поэтому тоже. — Я стал чистить новый апельсин, удивляясь тому, какие они тут мелкие, как мандарины в Абхазии. Сейчас сложился такой исторический момент, когда можно объединить в одном государстве всех васконов. Потом будет поздно — растащат наш народ по разным странам. И объединение обойдется большой кровью. У нас и так гражданские войны между своими длятся десятилетиями. А уж если вассальные клятвы даны разным государям…

Но вы же сами, ваше величество, не баск, простите мне мое нахальство. Зачем это вам? Монархам все равно, каким народом управлять, — убежденно высказал глава дома Оньес — Лопес — Лойола свою позицию.

Смотрит смело. Не боится сильных мира сего. Хотя… на этой земле он сам сильный мира сего. А насколько я сильный мира сего? Вопрос…

— Вы не правы, дон Мартин. Хоть по матери я и Валуа, но по отцу я — беарнец из рода Грайя и вырос в предгорьях Пиренеев, глядя на их заснеженные вершины. Когда меня крестили, то отец дал мне выпить каплю красного вина и обмазал мне губы чесноком. Где еще так делают? Так что я — гаек. Гасконец, если хотите. Но вот скажите мне, дон Мартин: чем баск отличается от гаска? Или наваррца?

Задал я риторические вопросы и, видя, что мой собеседник задумался, сам же на эти вопросы и ответил:

— Говорим мы на одном языке, а то, что у каждой долины свой диалект, — это не существенно, пока жители этой долины не потеряют настолько разум, что будут считать свои отличия от других за самостоятельный язык. То, что нас соседи называют по-разному, еще не значит, что мы на самом деле разные. Мы один народ. И должны жить в едином государстве, с монархом нашей же крови, назло недружественным соседям. Мы первые дали по рукам и маврам, и Карлу Великому, покусившимся на наши земли. Мы начали Реконкисту против сарацин, когда они чувствовали себя хозяевами даже на берегах Эбро, и вели ее самые трудные первые годы, положили на полях сражений массу своих людей, а плоды нашей победы пожинают другие — Кастилия, Арагон и Португалия. Нам же от подвигов Реконкисты земель не прибавилось. Только слава. Как была наша граница по реке Эбро, так и осталась. А в Риохе наша территория даже скукожилась. А тут еще «три сестры» под Мадридом ходят.

— В этом я с вами согласен, ваше величество, — дон Мартин почесал лоб, — но я не представляю, как это сделать практически, не нарушая наших древних фуэрос? Они нас разделяют сильнее, чем могут объединить.