Федералист

Множество более чем минутных интересов, которые по необходимости подпадают под юрисдикцию местных администраций, создавая возможности влияния во всех частях общества, нельзя разделить, не входя в такие тягостные и непривлекательные подробности, никак не компенсирующие поучительность урока, который можно было бы из этого извлечь.

Есть только одно преимущество, принадлежащее к сфере действия правительства штатов, которое способно ясно и удовлетворительно осветить дело. Я разумею обычное применение норм уголовного и гражданского права. Среди всех других источников, обеспечивающих повиновение и привязанность народа, этот самый мощный, универсальный и привлекательный. Именно он, будучи непосредственным и видимым гарантом жизни и собственности, постоянно демонстрирующий обществу как поощрения, так и наказания, регулирующий все те личные интересы и известные заботы, к которым так чувствительны индивидуумы, в большей степени, чем все остальные обстоятельства, способствует появлению любви, уважения и почитания по отношению к правительству. Этот великий цемент общества, который будет распространяться почти целиком через каналы местных правительств, независимо от всех других причин влияния, обеспечит этим правительствам положение империи над соответствующими гражданами, сделав из них постоянный противовес и нередко опасных соперников власти Союза. [c.125]

Работа национального правительства, с другой стороны, не в такой степени находится непосредственно под наблюдением массы граждан, проистекающие от его деятельности преимущества в основном оценивают и используют предприимчивые люди. Что касается общих интересов, то национальное правительство в меньшей степени затронет и соответственно в меньшей степени будет вызывать привычное чувство долга и ощутимую привязанность.

Изложенные здесь по этому вопросу аргументы многократно продемонстрировал опыт всех известных нам федеральных конституций и всех других, хоть в какой-то степени аналогичных им.

Хотя древние феодальные системы, строго говоря, не были конфедерациями, тем не менее они заимствовали особенности такого рода объединений. У них был общий глава, вожак или суверен, власть которого распространялась на всю нацию, ряд подчиненных вассалов или ленников, которым выделялись большие участки земли, и многочисленная толпа меньших вассалов, державших и обрабатывающих каждый свой феод на условиях верности феодалу или подчинения лицам, наделившим их землей. Каждый крупный вассал был своего рода сувереном в пределах своего домена. Результатом такого положения была постоянная оппозиция власти суверена и частые войны между крупными баронами или самими главными феодалами. Власть главы нации обычно была слишком слаба для сохранения общественного мира или защиты людей от притеснения со стороны их непосредственных лордов. Историки подчеркивают, что этот период в Европе был временем феодальной анархии.

Энергичный и воинственный, наделенный большими способностями, суверен приобретал личный вес и влияние, на какое-то время отвечавшее требованиям более правильно устроенной власти. Но в целом мощь баронов торжествовала над силой князя, и во многих случаях его господству приходил конец, а крупные феоды превращались в независимые государства. Когда же монархам удавалось восторжествовать над своими вассалами, то это случалось главным образом из-за их тирании над своими подданными. Баронов или знать, в равной степени врагов суверена и угнетателей [c.126] простого люда, боялись и ненавидели и те и другие, пока общая опасность и взаимный интерес не приводили их к союзу, фатальному для власти аристократии. Если бы знать, проявляя снисхождение и справедливость, обеспечила верность и преданность своих вассалов и последователей, схватки между ней и князем почти всегда заканчивались бы в ее пользу при сокращении или ослаблении королевской власти.

Это утверждение отнюдь не основывается лишь на предположениях или догадках. Среди других иллюстраций того, что оно соответствует действительности, можно указать на убедительный пример – Шотландию. Клановый дух, очень давно внесенный в это королевство, объединив знать и зависимых от нее узами, эквивалентными кровному родству, превратил аристократию в постоянный противовес монарху, и это продолжалось до включения страны в состав Англии, когда буйный и неуправляемый шотландский дух был подчинен более рациональной и действенной системе гражданского управления, уже созданного в Английском королевстве.