Федеративные идеи в политической теории русского народничества

Впрочем, самые ранние по времени упоминания федерации в текстах Герцена не имели оценочной окраски: речь шла лишь о знаменательной дате времен Великой французской революции – Празднике Федерации в первую годовщину взятия Бастилии 14 июля 1790 г. Данный факт не следует считать случайным или проходным, он важен для темы настоящей работы. Во-первых, он свидетельствует об интересе Герцена к революционным событиям во Франции, в частности, к французским федералистам (жирондистам), которых он неоднократно упоминал в своих произведениях. Во-вторых, отсылка к Празднику Федерации указывает на один из ранних источников теории федерализма Герцена – на полемику между Горой и Жирондой в Национальном конвенте. Эта полемика, по сути, велась по вопросу о выборе между унитаризмом и федерализмом. Якобинцы (Герцен называл их «горцами») стремились реализовать на практике теорию государства Ж.-Ж. Руссо. Они считали, что суверенитет государства принадлежит единому народу (в данном случае трудно разграничить понятия «народ» и «нация»), и этот суверенитет является неделимым. Якобинцы считали, что власть как суверенитет может быть делегирована лишь сверху вниз, поэтому они настаивали на исключительных правах всенародно избранного парламента, в том числе в плане наделения полномочиями исполнительного органа. Жирондисты же полагали, что общенародный суверенитет должен быть суммой суверенитетов департаментов и делегироваться снизу вверх (за что и получили в те непростые времена ярлык «федералистов»). Поэтому жирондисты считали, что представительство в парламенте должно быть от департаментов, а депутаты также должны избираться по департаментам.

Последовательными выразителями взглядов якобинцев были М. Робеспьер и Л. А. Сен-Жюст. Отношение к ним Герцена однозначно выражено в его статье «С того берега», написанной в 1849 г.: «Робеспьер и Сен-Жюст – монархисты». Совсем иначе он характеризовал жирондистов, казненных в октябре 1793 г., – «блестящие, красноречивые, самоотверженные». Безусловно, полемика между Горой и Жирондой и восприятие ее Герценом являются одной из отправных точек для изучения его собственных федералистских идей.

Следует отметить любопытный контекст, в котором в ранних работах Герцена упоминается термин «федерация». Федерация не мыслится им принципиально новым политическим устройством, поскольку, по его мнению, она зародилась еще в Средневековье. Герцен лишь использует этот термин для противопоставления союзного государственного объединения – жестко централизованному, при этом важным признаком федеральности является разнообразие составных частей государства: «Федеральность – в самой земле, в самой природе итальянской. Какая огромная разница в характере Пьемонта и Генуи, Пьемонта и Ломбардии; Тоскана нисколько не похожа ни на северную Италию, ни на южную; переезд из Ливорно в Чивитавеккью не меньше резок, как переезд из Террачины в Фонди. Ливорно кипит народом, город шумный, оппозиционный, деятельный и торговый, столько же выражает цветущую и несколько распущенную Тоскану, как пустая и безлюдная крепость с высокими старинными стенами, которые нехотя полощет море, выражает неторговый, мрачный, монашеский Рим»[118].

Подобные замечания о самобытности разных областей одного государства нередко встречаются в произведениях Герцена, посвященных как России, так и Швейцарии. В этих его наблюдениях просматривается одна из причин его склонности к федерализму: даже единый народ сложен и многообразен, даже одна нация может проявлять себя неодинаково в непохожих условиях и разных частях одной и той же страны.

Таким образом, проблема народа и нации стала локомотивом для теории федерализма Герцена. Ему как идейному противнику монархии пришлось искать новый субъект суверенитета для России, и этим новым субъектом стал для него народ. Понятия «народ» и «нация» в ранних работах Герцена не разделены – как, собственно, и в идейной полемике времен Великой французской революции. Так кто же все-таки обладает суверенитетом, если государство территориально велико, многонационально и даже внутри одной нации имеются существенно отличающиеся друг от друга группы? Должен ли общий народный суверенитет формироваться всеми гражданами – вне зависимости от их местного или этнического своеобразия – или же подобные вопросы должны относиться к сфере компетенции именно представителей национальных и территориальных групп?

Эти и другие аналогичные вопросы выводят на проблему выбора между централизацией и федерацией. Забегая несколько вперед, следует отметить, что Герцен, выбрав для России новый субъект суверенитета, указывал на опасности чрезмерной централизации: «По счастью, попытки централизации, кроме тех случаев, где практическая польза их очевидна, как в устройстве почт, дорог, единстве монет, вовсе не народны в Швейцарии. Централизация может многое сделать для порядка, для разных общих предприятий, но она несовместна с свободой, ею легко народы доходят до положения хорошо береженого стада или своры собак, ловко держимых каким-нибудь доезжачим»[119].