Федюня Лёвкин в Санкт-Петербурге

— Хорошо, — ответил Федюня.

В стёклах витрин отражался мальчик. Он шёл и вертел головой.

«Вот бы мамка увидела меня… — думалось Федюне. — Как-то она там? Верно, плачет. Не плачь, мамка, — говорил Федюня сам себе, — я денег заработаю. Отчима прогоним. А за меня не горюй».

Перед ним открылась просторная серая река. Вдали мерцала ещё одна золотая игла. Рыбак качался в лодочке недалеко от берега. И столько было простора, что сердце сжималось.

…Третью неделю Федюня сидел дома. Дядька просил его на улицу ходить пореже. Дома было скучно. Рябая Вера разговаривала мало. Сергей Филиппович тоже.

Ночами Федюня даже плакал.

Однажды утром дядька скомандовал:

— Вставай. Поедем в гости.

— В какие гости? — спросил Федюня.

— В обыкновенные. Чай пить будем!

Федюня быстро оделся. Ехали на пролётке. Приехали в большой дом, тоже в красивую квартиру. Встретил их вежливый человек с бородой и усами.

— Здравствуй! Меня зовут Александр Герасимович. А тебя как? — Господин вышел из-за письменного стола.

— Меня — Федюней.

— Какое имя! — сказал Александр Герасимович.

Он достал маленькую щёточку и причесал бороду.

— Расскажи нам, Федюня, о том, что ты любишь.

Дядька поставил стул сбоку стола и сел.

Федюня улыбнулся:

— Раков люблю ловить на тухлое мясо. А ещё сны вижу. Про ангелов.

— Про ангелов? — сказал Александр Герасимович. — Это великолепно.

— Ну да, — сказал Федюня. — Снилось мне: стоят ангелы по бокам, один с веткой, а другой с кольцом в ухе, а посередине сидит царь на табуреточке.

— Удивительно! — воскликнул Александр Герасимович. — Значит, ты в бога веруешь?

— Верую.

— Это приятно. А читать где научился?

— В приходской школы, — ответил Федюня.

— Не в школы, а в школе, — сказал Александр Герасимович. — Царя любишь?

Федюня кивнул головой.

— Мы тебе и поможем к нему попасть, только не сейчас, а чуть позже, — сказал Александр Герасимович, — а теперь на минуточку выйди в коридор.

Федюня вышел. Дядька притворил за ним дверь и подошёл к столу:

— Слушаю!

— Вот что, Лёвкин, — сказал Александр Герасимович, — мальчика можно готовить потихоньку. Прежде всего пусть учится наблюдать и запоминать. Сейчас можешь быть свободен.

— Слушаю-с!

— Дяденька Сергей, — спросил Федюня, когда они ехали назад домой, — дяденька Сергей, а где это мы были?

— У хороших людей, — ответил дядька.

— У очень хороших? — переспросил Федюня.

— У очень, — ответил Сергей Филиппович.

ГЛАВА IV

Из кабинета доносился крик. Федюня слышал обрывки спора.

— Отдай мальчика, Сергей!!! — громко сказал кто-то.

— Не отдам! — громко отвечал дядька кому-то.

— Нет, отдашь! — ещё громче сказал кто-то. — У меня письмо от сестры. Она просит помочь мальчишке. Вот, писарь за неё написал.

— Не отдам!! — сказал дядька. — Я его беру на воспитание. Приспособлю к делу.

— Знаю я твоё дело!

Федюня открыл дверь.

Тот, кто спорил с дядей, был на него похож, но выше ростом.

— Познакомься, — сказал Сергей Филиппович, — это ещё один твой дядя — Сидор, мой родной брат. Большевик. А вернее, бунтовщик. Хочет тебя забрать к себе.

Федюня прижался к руке Сергея Филипповича:

— Не. Не поеду. Не хочу.

— Убедился?! — сказал брату Сергей Филиппович. — И больше не смей ко мне ходить.

Сидор Филиппович встал. Двигался он медленно.

— Пугаешь? — спросил он.

— Запугиваю, — ответил Сергей Филиппович.

— Ты же мальчишку погубишь, — сказал Сидор Филиппович.

Сергей Филиппович побледнел.

— Уйди отсюда! — сказал он.

— Уйду, — сказал Сидор Филиппович, — ты пока сильнее. Слушай, племянник, — обратился он к Федюне, — если чего будет не так, прибегай на Путиловский. Спросишь в модельной Лёвкина. Это я.

Сидор Филиппович направился к выходу. Не оборачиваясь, ушёл. Сергей Филиппович вздохнул и закурил папиросу «Дюшес».

— Ну, пора поговорить о главном, — сказал он. — Слушайся меня и станешь, как я, начальником. Я — большой человек, служу в департаменте. И ты не смотри, что говорит мой брат Сидор. А слушай, что говорю я. Я от всей души хочу тебе помочь. Один хороший человек думает взять тебя в сыновья. Ты переедешь в другой дом. Там ты поселишься со своим новым отцом и станешь всем говорить, что ты ему сын.

— Дяденька, — сказал Федюня, — а как же я скажу, что я ему сын, если я не сын. Врать-то грех.

— За царя и соврать не грех, — непонятно сказал Сергей Филиппович, — и потом, тот человек тебя усыновит.

— А чего это такое — усыновит? — спросил Федюня.

— Будет отцом тебе! — рассердился Сергей Филиппович.

— Какой же он мне отец, если не отец? — удивился Федюня.

— Мало что не отец, — сказал Сергей Филиппович. — А теперь будет. И ты его полюбишь.

— А я с вами хочу жить, — сказал Федюня.

— И со мной тоже будешь жить, — сказал дядька. — Сначала с ним, а потом со мной.

Федюня подумал… Ещё подумал.

— Дядь, — сказал Федюня, — а дайте я вам стих скажу:

Ярко звёзды горят, улыбаются,
Облака между звёзд золотых
Паутинкою лёгкой сплетаются.
Белый месяц смеётся на них.

Сергей Филиппович забеспокоился. Посмотрел Федюне прямо в глаза.

Помолчали.