Утром японцы организовали контратаку. Но вначале налетели самолеты, сбросили на позиции полка несколько бомб. Японцев тут же отогнали наши истребители. После первой контратаки последовала вторая, третья. Батальоны стояли как вкопанные. Федюнинский следил за ходом боя. Действия подразделений пока были верными и не требовали вмешательства и помощи.
Было уже за полудни, когда на КП 24-го полка прибыл начальник связи из штаба армейской группы и передал приказ и карту с пометками Жукова. Федюнинский развернул карту. Гору Баин-Цаган охватывала синяя черта — позиции противника. В нее вонзались красные стрелы. Приказ был изложен здесь же, на карте — красным карандашом наискось, размашисто: «К рассвету разгромить японцев на Баин-Цагане. Жуков».
Ни тогда, на Халхин-Голе, ни после, на протяжении всей огромной войны с Германией и ее союзниками, Федюнинский не получал и не получит столь краткого, ясного и категоричного приказа. «Очень сожалею, — через годы напишет Иван Иванович, — что эта карта с приказом вместе с полевой сумкой остались в штабе полка, когда после ранения меня увезли в госпиталь. Однако чертеж, изображенный на карте, и написанные слова остались в моей памяти навсегда».
Надо было довести приказ до комбатов. Это — первое и пока самое главное. Как это сделать? Японцы не прекращают огня. Головы не поднять. До НП командиров батальонов триста — пятьсот метров, не больше. Но как их пройти? Послать связистов? Но кто останется на телефоне? Офицера связи, этого молоденького лейтенанта? Неопытный, первый раз в бою. Кинется выполнять приказ, потеряет осторожность — убьют. И сам погибнет, и приказа не выполнит. Федюнинский перевалился через бруствер и отполз на обратный скат высоты. Там стояла его машина. Возле нее сидел находчивый водитель, мастер добывать воду в пустыне.
— Громов, — позвал он водителя, — как ты думаешь, на большой скорости можем проскочить на передовую, в батальоны?
Громова, похоже, предстоящий маневр развеселил. Он живо выполз на гребень высотки, осмотрел дорогу, вернулся с горящими глазами и сказал:
— Конечно, проскочим! Японцы и глазом не успеют моргнуть, как мы будем на месте!
Сложность задуманной операции заключалась в том, что вначале дорога лежала прямо к японским окопам и только потом отворачивала в сторону. Но это, как оказалось, и помогло.
Машина на предельной скорости выскочила из-за барханов и понеслась прямо на Баин-Цаган. Японцы, видимо, опешили и подумали, что к ним едут парламентеры или перебежчики. На какое-то время они даже прекратили огонь. Возле окопов первого батальона Громов резко развернул машину и одновременно сбросил скорость. Федюнинский открыл дверцу и вывалился из машины, затем откатился и кубарем влетел в ближайший окоп. Громов тем временем развернул машину и рванул за сопку. Только тогда японцы разгадали маневр русских и открыли бешеный огонь. К счастью, ни одна из пуль не попала ни в Громова, ни в мотор командирской машины. Хотя пробоин в обшивке насчитали много.
Ночью полк атаковал. Это было уже третье взятие высоты. Ночной бой имеет свои особенности. С одной стороны, у атакующих есть существенное преимущество: к окопам противника можно подойти незаметно и затем обрушиться на него внезапно, завязать траншейный бой и овладеть первой линией. Но с другой стороны, если противник сидит в окопах прочно, если бодрствуют его боевые охранения и пулеметчиками пристреляна местность по фронту, все преимущества сводятся на нет. К тому же за первой линией, как правило, находится вторая.
Бой шел всю ночь. К утру стрельба стала затихать. Федюнинский со своего окопа перебрался на НП одного из батальонов. Навстречу вышел капитан Завьялов. Лицо осунувшееся, бледное. Глаза блестят, как у зверя. По его виду было заметно, что ночной бой дался батальону нелегко. Позже Федюнинский узнал, что потери в ротах Завьялова были немалыми. Но в тот момент комбат, видимо, растерялся, к тому же сказалось нервное перенапряжение, и вместо того, чтобы доложить обстановку и о потерях, кинулся обнимать командира полка. Федюнинский все понял, похлопал капитана по плечу, успокоил, поздравил с победой. Завьялов устало улыбнулся и сказал:
— Отходят, бусурмане…
Танки 11-й легкой танковой бригады и тут оказались впереди. Они преследовали толпы бегущих японцев. Артиллерия тоже усилила огонь и, как следствие, панику среди бегущих.
Произошло это 5 июля 1939 года.
Федюнинский поднялся на гору Баин-Цаган. Ее склоны, изрезанные окопами и ходами сообщения, были буквально завалены трупами японцев и убитых лошадей, брошенным армейским имуществом, изуродованными орудиями, минометами, грузовиками.
Баин-Цаганское сражение закончилось полным разгромом главной группировки японцев. Остатки группировки Комацубары ушли на восточный берег. Но бои продолжались. Японцы провели перегруппировку и начали атаковать плацдарм. 8 июля в бою погиб командир 149-го мотострелкового полка майор И. М. Ремезов. 12 июля смертью храбрых пал командир 11 — й танковой бригады комбриг М. П. Яковлев.