Читаем Фёдор Достоевский. Одоление Демонов полностью

Князь А. Б. — с такими инициалами появился он впервые в черновиках [7]из умеренного и порядочного молодого человека начал преображаться в бретера и дуэлянта, коварного соблазнителя и дерзкого прожигателя жизни. Загадочность и неуловимость его облика осложнялись еще и тем, что до самых последних мгновений влюбленные в него женщины не могли определить наличие у Князя ответного чувства. По этому поводу Достоевский сделал специальное примечание: «Колебание, и в этом сладость романа», — прекрасно сознавая, что вероломство героя в делах любви идет только на пользу сюжету. Таинственный герой, высокомерный аристократ, внимательно присматривающийся к нигилистам, выставлялся теперь как их тайный и заклятый враг.

Интрига складывалась.

IV

Время от времени Князю придавались высокие мысли и его окружали высокие духовные лица. Однако вернее, и интересней всего выходило, когда он держал себя как человек, которому скучно, избегал «идейных» людей — нигилистов или церковников, — но в самом себе не мог найти никаких моральных оснований. Идея автора все больше сосредоточивалась на герое, который сознавал, что ему недостает почвы.

В середине апреля именно такой сплав характера — блистательное, но скучающее НИЧТО — настолько заворожил Достоевского, что, убрав из сюжета церковного деятеля с ортодоксальными мыслями о России и православии, он решил: «Голубова(то есть церковного деятеля, который должен был благотворно влиять на Князя в вопросах веры. — Л. С.) не надо.Выходит так, что главный герой романа Князь». Убеждая себя, что персонаж, который ко всему приглядывается, всех воспламеняет до энтузиазма и фанатизма, но сам ни во что не верит и остается равнодушным даже к убийствам, и есть искомый герой, Достоевский снова записывал: «ИТАК, ВЕСЬ ПАФОС РОМАНА В КНЯЗЕ, он герой. Всё остальное движется около него, как калейдоскоп. Он заменяет и Голубова. Безмерной высоты».

Через месяц, в мае, эта фантастическая запись, уже, видимо, не терпящая существенных коррективов, обогатилась лишь оттенками: теперь, после того как масштаб личности Князя был задан, оставалось только добавить привлекательные детали — например, обаяние и победительность.

Какая участь, однако, ему готовилась?

На этот счет сомнений у автора не было — он поднимал Князя на «безмерную высоту», а затем безжалостно с ним расправлялся. На одной и той же странице рабочих записей герой витийствовал, воспламеняя своих адептов «огромностью идей», и кончал с собой; кончина его была мрачна и ужасна: «Гражданин кантона Ури висел на веревке, спрятавшись между шкафом и комодом».

Спустя еще месяц, в июне, Достоевский записывал новую программу для Князя. Оставляя за ним великий ум и высокие порывы сердца, он резко снижал итоговую характеристику: «В РЕЗУЛЬТАТЕ: ИСПОРЧЕННЫЙ БАРЧУК И БОЛЬШЕ НИЧЕГО. ОДИН ЛИШЬ БЕСПОРЯДОК». Тем не менее для него сочинялись пламенные речи и вдохновенные монологи, отдавались самые дорогие идеи. Князь в черновых заметках начала лета 1870 года выступал в роли «власть имеющего» публициста и общественного деятеля, предвосхищая заветные мысли будущего «Дневника писателя». Автор не жалел своих интеллектуальных откровений и идейных приоритетов. «Я сам знаю, — говорил Князь, — что атеист не может любить Россию. Это моя мысль. Я еще нигде ее не встречал».

В конце июня, достаточно натренировав своего героя в философских дискуссиях, Достоевский озаботился и его интимной сферой. «ВОПРОС: Обдумать отношение Князя с женщинами…» Имелись в виду две героини — Воспитанница и Красавица, и предполагалось, что герою придется соблазнить обеих. С того момента, как на листах тетради, помеченных заголовком «Фантастическая страница», появилась заметка: «NB) Он должен быть обольстителен», Князь вступил в ту фразу своего развития, к которой, по интуиции автора, он и должен был рано или поздно прийти.

Автор начал усиленно демонизировать Князя.

V

Схема демонического поведения строилась с самого начала на основе любовных отношений — Князь, как бы в подтверждение своего демонизма, должен был совершить ряд неблаговидных поступков с обожающими его женщинами.

«Воспитанницу насилует: конец сомнениям (ибо должен уже теперь жениться, когда дело сделано, а стало быть, жить, как и все, и не делать подвига)».

«Отдается и Красавица раз. А потом бросает его с проклятием; ибо видит, что он не любит ее и что она же принуждена была его соблазнять…»

«Он насилует Красавицу уже после, как изнасиловал Воспитанницу. Ту бросает совсем».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология