Федор Михайлович Достоевский

Но «Дневник писателя» — это не только публицистика. В нем есть и несколько небольших художественных произведений, поразительных по глубине и по форме изложения. Вот маленький фантастический рассказ «Бобок», герой которого гуляет по кладбищу и вдруг слышит разговор мертвецов. Ужас охватывает, когда читаешь про эти «беседы» покойников, но только дойдя до конца рассказа, понимаешь, что хотел сказать Достоевский: бездуховный мир заживо разлагается, и самое страшное не тление тел, а гниение душ.

В повести «Кроткая» Достоевский, за полвека до появления произведений символистов и экспрессионистов, предпринял смелую попытку воспроизвести поток сознания, то есть поток мыслей и образов в их непосредственном ассоциативном движении.

«Сон смешного человека», как и «Кроткая», носит подзаголовок «фантастический рассказ». Но если в «Кроткой» фантастической явилась для своего времени форма повести, то в «Сне смешного человека» фантастично его содержание. Это утопическая мечта, «золотой век», «самая невероятная» мечта петрашевца Достоевского о земном рае, о братстве людей, о «мировой гармонии».

Тема детских страданий, всю жизнь волновавшая Достоевского, нашла отражение в рассказе «Мальчик у Христа на елке». Он написан в последние годы жизни, когда убеждения писателя приняли религиозную окраску. Поиски правды, обличение несправедливого устройства мира, мечта о «счастье человечества» сочетаются в Достоевском с неверием в переустройство мира по «логике» и «разуму». Думая, что ни в каком устройстве общества не избегнуть зла, что душа человеческая всегда останется та же, что зло исходит из нее самой (мысль, положенная в основу ранней повести «Двойник»), Достоевский отвергает революционный путь преобразования общества и, ставя вопрос лишь о нравственном самосовершенствовании каждого человека, устремляет свои взоры к богу.

Однако и здесь Достоевский спорит с богом о страданиях человека и не хочет уступать ему ни одной слезинки ребенка. При чтении его произведений невольно вспоминается старое изречение: «Из всех храмов человеческих наивысший — это сердце человека».

Писатель сознательно строит рассказ по принципу контраста: великолепная елка в комнате за окном — и маленький оборвыш, под самое рождество замерзающий на улице. В предсмертном видении бедному, несчастному мальчику представляется, что его приводит к себе на райский праздник Христос, защитник обездоленных, униженных и оскорбленных. Ведь «нет сказок лучше тех, которые рассказывает сама жизнь», — сказал великий датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен, и нет ничего фантастичнее действительности, говорил Достоевский.

Видение рождественской елки для замученных детей — первый набросок видения Алеши Карамазова в романе «Братья Карамазовы». В этом произведении уже найден тот взволнованно-умиленный тон, который пронзает нас в «Братьях Карамазовых».

«А внизу наутро дворники нашли маленький трупик забежавшего и замерзшего за дровами мальчика; разыскали и его маму… Та умерла прежде его…»

По интонации «Мальчик у Христа на елке» напоминает рассказы Диккенса, одного из любимейших писателей Достоевского. Однако финал совсем не похож на благополучные концовки английского классика. И даже радостное появление Христа не смягчает трагического финала рассказа «Мальчик у Христа на елке»: это потрясающий приговор миру, в котором страдают и гибнут дети. Страдания детей для Достоевского — один из главнейших признаков несправедливо устроенного мира.

Почти все произведения Достоевского кончаются трагически, но нигде у писателя нет безысходного трагизма. Нет его и в рассказе «Мальчик у Христа на елке». Ведь если в этом несправедливом мире страдают даже невинные дети, то, значит, надо не только изменять жизнь, но и преодолевать ее. Но единственное, чем можно преодолеть жизнь, учит Достоевский, — это любить ее, как любят дети, которые у писателя обычно получают назначение непроизвольных проводников чистоты и искренности. Но любить жизнь — это значит до конца раздавать ее, то есть всегда и везде делать людям добро и только добро! «Да разве этого мало хотя бы и на всю жизнь человеческую!»

Весной 1872 года Достоевский продолжал работать над романом «Бесы». Но работа над ним в Петербурге, в атмосфере материальных лишений и борьбы с кредиторами, шла очень плохо. Жизнь в столице была довольно дорога. Особенно дорого обходились петербургские квартиры. Чтобы как-то сэкономить, писатель решил (по совету профессора М. И. Владиславлева — мужа племянницы Достоевского Марии Михайловны) снять в мае 1872 года дачу в Старой Руссе, небольшом городке под Новгородом.