Фэй. Сердце из лавы и света

– Ой! Это лишь небольшая часть прошлого. Отель – это благо для нашего региона. Я уже вижу, как сюда подъезжают автобусы с туристами. Нам абсолютно необходимо больше парковочных мест. Вик и его несколько паршивых свалок скоро можно будет убрать. Их мэр думает, что для прогресса им не нужно закрываться. В отличие от меня… – дерзко сказал он, после чего насмешливо фыркнул. В то время как мэр с красными щеками и сияющими глазами представил моей матери свое видение Киркьювика как нового туристического магнита, мама поникла. Было очевидно, что она хотела от него избавиться.

– Уф, дай ему только начать… – сказала она, когда через несколько минут он сел в свой пикап и уехал. – Кроме того, Дагоберт Дак ничего против него не имеет, – она выглядела измученной.

Мы продолжали идти. Наше дыхание рисовало белые облака в ледяном воздухе. Невероятно, как холодно в этой стране! Я потерла руки. Был только конец октября. За несколько дней до того, как мы прилетели сюда, я сидела с Доро в джинсах, футболке и конверсах в Английском саду и строила планы на дальнейшие проекты. Кажется, прошла уже целая вечность. Интересно, нашли ли травку перед полицейским участком? Я даже забыла о ней, о Лиаме тоже думала все меньше и меньше.

Что-то пролетело над нашими головами. Я посмотрела вверх. В рассеянном свете уличных фонарей я увидела силуэт кружащегося над нами черного ворона.

– Иногда мне интересно, какой была бы моя жизнь, если бы в какой-то момент я приняла другое решение, – внезапно сказала мама.

Я озадаченно на нее посмотрела. Никогда не слышала от нее ничего подобного.

– Что ты имеешь в виду?

Мама кивнула в сторону освещенного окна. Женщина сидела за пианино и играла. Звук доносился до нас, но был приглушенным.

– Если бы я не перестала играть на пианино в одиннадцать, я могла бы стать пианисткой и готовилась бы сейчас к следующему выступлению где-нибудь за границей.

– Ты была настолько хороша?

– Нет. Это был просто пример, – нетерпеливо ответила она. – Разве ты сама не думаешь об этом?

– Мам, мне и восемнадцати нет! Что я могла бы сделать по-другому?

Что ж, может, мне и правда стоило с первого года учебы проявить немного больше внимания к математике. Тогда бы у меня не было бы таких проблем. И мне никогда не следовало писать Бьерну Бюттнеру это глупое любовное письмо. Я была так смущена тем, что написала, что даже сейчас, пять лет спустя, краснею, если он просто смотрит в мою сторону. Но у меня не было такого события, которое бы действительно изменило мою жизнь до окончания школы.

Что могло заставить Арона бросить образование? Он не мог просто существовать всю оставшуюся жизнь на деньги дяди, то и дело бегать по делам или возить его…

Мама скривилась и приложила пальцы к вискам.

– У тебя снова болит голова? – спросила я.

Она кивнула.

– А таблетки не помогают. Видимо, мне тяжело переносить постоянные перемены погоды.

– У тебя болела голова тогда, когда ты была здесь? – я воспользовалась ее же мудростью, чтобы наконец вернуться к теме выпускной поездки.

Мама покачала головой.

– Я не знаю. Но, как ни странно, я все равно почти ничего не могу вспомнить. И того, что я помню, похоже, здесь нет. Например, я думала, что я была в маленькой деревне, где было кафе под названием «Медоносная пчела», которое принадлежало очень маленькому человеку, чье лицо было похоже на грецкий орех. Рядом был водопад, вода которого сияла всеми цветами радуги.

– Может быть, тебе это приснилось?

– Да. Наверное, так оно и есть, – мама вздохнула. – Или это было в кино. Я даже представляю этого мальчика. У него светлые волосы, он носит льняную рубашку, слаксы и кожаные сапоги до колен.

– Похоже на Робин Гуда. Или на любой другой фильм по сказке, – мама была в странном настроении с тех пор, как мы прилетели сюда.

Незадолго до того, как мы покинули город, к нам поспешили двое демонстрантов и передали маме листовку. Они отличались от тех, с которыми мы с Лилей познакомились сегодня днем.

– Если тебе небезразличны эльфы, присоединяйся! – сказал толстый мужчина.

– Ты с ума сошел? – прошипела его подружка. – Это архитектор из Германии, – она выхватила листовку из рук моей матери. Я попыталась прочитать, что там написано, но не успела.

Мама шла с грустным выражением лица.

Мне стало ее жалко. Она просто делала свою работу. И как я уже сказала Гюнтеру – если она этого не сделает, то сделает кто-то другой. Я также была уверена, что здание гостиницы на поляне ее тоже не особо устраивает. В конце концов, мама была большой поклонницей Сезара Манрике, испанского художника, и его видения метода строительства, близкого к природе – у нее, вероятно, было десять иллюстрированных книг о нем и его архитектуре. Она предложила Карлссону разработать план, который позволил бы дереву существовать, и убедила его построить подземную автостоянку, чтобы парковка не испортила пейзаж.