— Вот это я точно могу объяснить, — весело сказала она. — Сиденье стула на полу нарисовано, далеко, да? А остов стула — ножки, спинка — торчат из пола гораздо ближе. Поэтому кажется, что они огромные, а ты маленький. Ты ведь во-он как далеко сидишь. Что с тобой? — спросила мама, заметив, что Юнька вдруг погрустнел.
— Никакого колдовства? — уточнил он.
— Оптическая иллюзия, — серьёзно подтвердила мама. — Ты почему расстроился?
— Так, ничего…
Он ещё раз с надеждой посмотрел на фотографию. Нет, всё правильно мама сказала. Если Бориса Ларисовна никакая не колдунья и не фея, то и спасти Елену Сергеевну она не сможет.
Что делать дальше, Юнька не знал. И это была катастрофа почище сахарного пола и Митькиной бабушки!
— Что там? Дай! — закричал Петька Владимирский. Увидел же!
Но Юнька не дал. Петька хоть и большой, зато неуклюжий. Юркий Юнька при Борисе Ларисовне не стал драться, сбежал в коридор. Ребята следом выскочили. Окружили Лутикова:
— Ну давай, читай!
Юнька растерялся. Он надеялся разобрать записку в одиночку, а потом рассказать всем. Читать у Юньки получалось уже намного лучше, чем раньше, но всё-таки ещё медленно. Пока разворачивал листок, повторял про себя: «Только бы записка короткая была!» Но хоть листочек и оказался небольшим — от блокнота, — написано было много. Лутиков нахмурился, отвернулся от ребят и зашевелил губами. Зря он это сделал! Юнька только и успел, что прочитать своё имя, как подлый Петька вырвал у него записку.
— Отдай! — взвился Лутиков.
Петька рванул по коридору, но от Юньки так просто не убежишь. Пришлось Владимирскому в туалете спасаться. Юнька заскочил следом. Он и предположить не мог, что Петька там натворит! Владимирский обернулся, увидел Лутикова, заметался, а потом вдруг бросил бумажный листок в унитаз.
— Ты что делаешь? — оторопел Юнька.
От неожиданности он упустил то мгновение, когда записку ещё можно было спасти. Петька злорадно усмехнулся и нажал кнопку слива.
— Вот тебе!
Лутиков отмер и бросился на него с кулаками. Петька, хоть и был выше на целую голову, струсил и начал отступать к окну. Юнька молотил его кулаками и всхлипывал.
— Ты что сделал, дурак?! — с отчаянием кричал он. — Записку! От Елены! Сергеевны!
— Сам дурак! — пыхтел Петька. Ошалев от Юлькиного напора, он и не думал драться, только загораживался локтем. — А что ты их всегда находишь? Может, сам и пишешь эти записочки?
Лутиков даже остановился от такого обвинения.
— Ты что, совсем? — Юнька покрутил пальцем у виска. — Ещё Ника нашла в день рождения! Записки феи приносят! Как мы теперь узнаем, где Елена Сергеевна?
— Какие феи? — скривился Петька. — Мама сказала, никаких феев не бывает! Мама сказала: бросила вас учительница посреди учебного года!
— Бросила? — задохнулся Юнька. Губы предательски задрожали. — Елена Сергеевна бросила?! Да ты! — И он снова ринулся на Петьку.
Тот не удержался на ногах и упал, но тут же извернулся, повалил Юньку и прижал его к полу.
Лутиков извивался, но никак не мог освободиться и едва не плакал. Петька был большой и тяжёлый. Наверное, он совсем раздавил бы Юньку, но тут дверь туалета распахнулась.
— Владимирский! Лутиков! — громовым голосом произнесла Бориса Ларисовна. — Что вы здесь устроили?!
Трусливый Петька торопливо поднялся. Юнька вскочил и изо всех сил толкнул его. Владимирский снова едва не упал.
— Да что случилось, Юня? — Бориса Ларисовна схватила Лутикова за руку. — Что с тобой?
Она обняла его за плечи и заглянула в лицо. И тут Лутиков опозорился. Он уткнулся лицом в платье Борисы Ларисовны и разрыдался. Она растерянно погладила его по голове, и Юнька заплакал ещё горше.
В туалет заглянули ребята, но Бориса Ларисовна велела им вместе с мрачным Петькой возвращаться в класс, а Лутикова отвела на диван, который стоял в коридоре, и села рядом. Уже начался урок, и в коридоре было пусто.
— Возьми. — Бориса Ларисовна протянула Юньке платок. Он не взял, и тогда учительница сама вытерла ему глаза и нос. — Ну давай, — вздохнула она. — За что ты его?
И, неожиданно для себя, Юнька заговорил. Он задыхался, всхлипывал и путался, но рассказал Борисе Ларисовне всё. И про то, как нашёл записку, которую принесли феи, и про то, что натворил Петька. И как Владимирский сказал, что Елена Сергеевна никогда не вернётся, потому что их бросила. И что совсем никто не знает, как её спасти.
Наконец Лутиков выговорился и замолчал. Сгорбившись, он сидел на диване, как маленький взъерошенный воробей. Юнька уже не плакал, но горе всё ещё не давало ему дышать. Бориса Ларисовна тоже молчала и о чём-то думала.
— Ну вот что, — сказала она наконец, — дождись меня сегодня после занятий. А сейчас надо идти в класс. Слышишь, как ребята шумят?