Фея-Крёстная желает замуж

У Люси глаза на мокром месте.

— Мы хотели украсить зал, — начинает она уже издалека. — Ничего не выходит. Цветы либо сразу вялыми получаются, либо увядают через пару минут. Прямо беда.

Улыбаюсь:

— За цветы не переживайте, их возьму на себя.

Не стоит девушкам расстраиваться, что из-за их тёмной магии у них не получается живое.

— Лучше ответьте мне, как вы отнесётесь к идее стать подружками невесты?

Злобинда при этих словах рдеет в лучших традициях невест.

Девушки соглашаются с энтузиазмом. Даже Депра, то есть, Долорес.

Кстати, за эти дни она стала менее унылой и будто проснулась. Она, конечно же, не помнит своего позорного столкновения с королём Ландаром, но что-то в ней с того момента неуловимо изменилось. Девочка созрела и стала сочной спелой ягодкой с истинно колдовским огоньком в огромных лиловых глазах.

— Марику мы ведь тоже возьмём? — интересуется заботливая Люси.

— А её прыщи уже сошли? — интересуюсь я, памятуя, какой те были проблемой.

Люси сияет, как новенький луидор.

— Ещё бы, я ведь старалась.

Мы всей компанией идём в класс, и тут разгорается новый эпизод грандиозной битвы: во что одевать подружек невесты.

Одни не любят тот цвет, другие этот.

В результате сходимся на бледно-сиреневом. Он универсальный и идёт всем, и блондинкам, и брюнеткам и рыжим.

И начинаются примерки, причёски, дефиле.

— Всё должно быть идеально! Идеально! — не устаёт повторять Злобинда и муштрует девочек так, словно тем не подружками невесты у неё на свадьбе красоваться, а важную шишку волшебного мира встречать…

Кстати, о шишках… Вернее, о белочках. С той ночи от Ляны никаких вестей. Уже начинаю переживать.

Да и о Мурчелло ничего неслышно. Уж не порвали ли его тогда крысоры?

Оставляю девушек на попечение Злобинды — в конце концов, это её свадьба, и ей решать, как всё должно выглядеть.

Бреду по коридору нашего учебного корпуса и неожиданно упираюсь в дверь. Дверь богато украшена резьбой. Витая ручка похожа на перегнутый древесный корень. Простой медный колокольчик никак не согласуется с такой роскошью.

Чувствую, как колотится сердце. Это оно подаёт мне тревожные сигналы. Но, глубоко вздохнув и повелев себе успокоиться, берусь за шнурок и дёргаю.

Разливается звонкая трель.

Дверь не открывается.

Не стоило ожидать.

Мне ведь говорили, что в этом крыле никто не живёт. Даже помещение под факультатив потому и выделили — основным занятиям не мешать.

Не солоно хлебавши, ухожу. Эх, не люблю не поддавшиеся мне двери.

Но сзади раздаётся шум, и низкий бархатистый голос доносится вслед:

— Айсель?

В его устах моё имя, данное мяв-куном, звучит особенно музыкально.

Я медленно поворачиваю голову, точно зная, кого увижу.

Но всё-таки невольно слетает с губ:

— Вы?

Мне хочется рвануть к нему, скрыться в его объятиях, утонуть в бездонных чёрных глазах.

— Да, я. И раз уж вы ко мне пришли, прошу, — он легко кланяется и пропускает меня в свою комнату.

Просто и уютно. В сдержанных тёплых тонах.

В камине танцует огонь, заставляя корчиться в странной пляске и тени по стенам. В кресле лежит открытая книга. Пахнет какао.

— Присаживайтесь, — он указывает мне на другое кресло, откуда уютно сползает пушистый плед.

Кудесник протягивает мне чашку ароматного напитка.

А я смотрю на тонкие, немного узловатые пальцы, которые едва ли не соприкасаются с моими, когда он передаёт мне какао. Такие руки под стать музыканту и воину.

Когда кудесник двигается, с его одежды облетают листья. Они уже устилают ковром весь пол, придавая комнате вид романтичной заброшенности.

Мой знакомец садится напротив и пристально смотрит на меня:

— Удивлены, что я здесь? — спрашивает, наконец, сам то, что давно вертелось на языке.

Отпиваю несколько глотков, ставлю чашку на столик, тоже украшенный аппликацией из древесных срезов и листьев, и говорю:

— Честно сказать, да. Думала, вы живёте в лесу.

— К сожалению, даже таким, как я, нужно иногда греться у очага. К тому же я — Хранящий. И хранить должен не только лес, но и всех, кто находится в этой академии. И не могу надолго её покидать.

— Это печально. Рутина и однообразие заедают.

Сужу по себе, однако, вижу, он полностью согласен. Но, улыбнувшись, переводит разговор на другое:

— Но иногда есть и приятное разнообразие в виде прелестных фей, что залетают ко мне на огонёк.

Неожиданно он подается ближе, приподнимает моё лицо за подбородок и заглядывает в глаза, будто в самую душу… А там всё нараспашку. Только для него.

Твёрдые горячие губы касаются моих. И я срываюсь и лечу в пропасть.

Без крыльев.

Как там говорила Маб: любовь лишает фею способности летать и тянет на дно?

Пусть так.

Я сама выбрала этот путь.

Пусть сорвусь и погибну.

Кладу руки ему на плечи и отвечаю на поцелуй.

Прервавшись, он обнимает меня крепко и нежно, шепчет на ушко:

— Глупая, да разве ж я позволю тебе упасть!

Ой, я что опять высказала всё вслух?

Смущаюсь, смеюсь и понимаю: ещё чуть-чуть — и сойду с ума от счастья.

Маб и впрямь ничего не знает о любви.

Глава 14, в которой я погадала…