Фея-Крёстная желает замуж

— Я знаю, — говорю, и Анатоль открывает глаза.

Теперь его прямо-таки распирает от любопытства.

— Скажешь мне, о, прекрасная фея? — с придыханием произносит он.

Мотаю головой:

— Ни за что. Ты невежлив и негостеприимен. Даже не предложил девушкам сесть. Ты не достоин её.

Анатоль спохватывается: усаживает нас на диван, ставит на низенький столик вазу с фруктами и разливает в хрустальные бокалы вино.

— Так лучше? — смотрит с надеждой, как бездомный щенок на покормившего его.

— Намного, — улыбаюсь я.

— Великолепно! — восклицает Мелоди. — Это пиршество достойно быть воспетым в самых красочных виршах.

Противиться фее стихов поэт не может. Поэтому тут же, бросая на ходу:

— Сейчас-сейчас, — кидается к столу за пером и бумагой.

Я цыкаю на Мелоди:

— Ты всё портишь. Какое пиршество? Мы должны поговорить о рыжеволосой девушке…

— Ой, прости, сестра, — говорит она, спохватываясь, и тут же переключается на Анатоля: — О, да, сия трапеза — хороша, но разве не важнее утолить потребности сердца?

Анатоль замирает с листком и пером в руках.

Мелоди же оборачивается ко мне и патетично восклицает:

— Имя! Имя, сестра!

Анатоль тоже смотрит с надеждой.

Вроде бы драматическую паузу выдержала с лихвой, поэтому говорю:

— Лидия, дочь последнего сказочника.

И Мелоди прыскает со смеху:

— Да ей же триста лет!

Пожимаю плечами:

— Ну, и нам с тобой не двадцать. А она тоже — волшебное создание. Поэтому до сих пор юна и хороша.

Анатоль подбегает и садится рядом:

— О, добрая фея, поведай мне, где я смогу найти повелительницу моего сердца?

— В Академии Тёмного колдовства, — я пространно повожу рукой, — как раз за Злобнолесом.

Анатоль сникает, но всё-таки решается уточнить:

— А что она делает в Академии? Учится?

— Нет, спит.

— С кем? — поперхнувшись, уточняет он.

— Сама, вечным сном, под заклятием Чёрной Злобы.

Тут глаза Анатоля загораются героическим огнём, он сжимает кулаки и всем своим видом показывает, что готов к спасению красавицы.

— Тогда я должен немедленно отправиться в эту Академию, разбудить Лидию и сказать ей о своих чувствах.

Мелоди заходится в аплодисментах:

— Браво! Великолепно! Это так возвышенно! Так романтично!

Но я спускаю их с небес на землю:

— Не так быстро. Чёрная Злоба в академии. Она спряталась в кудесника. И, наверное, сейчас уже подчинила себе всех, кто там есть. А ещё там крысоры, и вещники…

— Ох, — Анатоль падает в кресло и хватается за голову, — невесёлую перспективу вы рисуете.

— Ещё какую невесёлую, если учесть, что Сказочная страна гибнет.

— Что-то совсем плохо, — вздыхает поэт.

— Хуже некуда! — заключает Мелоди и поворачивается ко мне: — Так что же нам делать, сестра?

— Сделаем следующее, — начинаю я и чувствую, как лихорадит, ибо пришла та самая дельная мысль и страшно её упустить, — тебе, Анатоль, нужно написать оду или поэму — на первый случай сойдёт — о том, что сказки умирают, а вместе с ними исчезают целые королевства Сказочной страны. Мелоди доставит этот текст в Комитет по балансу — пусть, наконец, делом займутся, а личной жизнью ректоров — успеют. Особенно, если учесть, что скоро у нас всех этой самой жизни не будет…

Конечно, нагнетаю и драматизирую, говорю со слезой в голосе, но ведь правду же, а поэт и Фея Стихов должны проникнуться и как можно быстрее. И они проникаются.

Анатоль хватает лист, макает перо в чернила и восклицает:

— Играй же, муза моя. Я сотворю песнь, подобной которой не ведал никто. Девы станут рыдать, читая её. Юноши захотят сражаться и совершать подвиги.

Я, правда, ждала несколько иного, но и это сойдёт.

Одним словом, пока работа у наших творческих натур кипит, я выхожу на балкон, тот самый, с которого Анатоль когда-то вызвал к музе. Лишь месяц прошёл, а столько всего уже случилось. Это вызывает горестную усмешку.

Вечереет.

Сверчки соревнуются в игре на скрипке, светлячки перемигиваются сигнальными огоньками между ветвей деревьев, цветы, закрывая на ночь венчики, тихонько напевают сами себе колыбельные.

Прикрываю глаза. Позволяю ветру ласкать моё, запрокинутое вверх лицо, путаться в волосах.

Немного зябко и хочется, чтобы кто-то сзади укрыл и спрятал в объятиях.

Кудесник…

А я ведь даже не знаю его имени.

Кто он? Откуда?

Мой таинственный возлюбленный, едва не погубивший меня.

Голос слышу не сразу. Поначалу он кажется просто шёпотом ветра, и, лишь вслушиваясь, различаю слова.

Иди ко мне.

Обволакивающе, тепло, лишая воли.

Иди ко мне.

С тоской, нежно, зовуще.

Иди ко мне.

Не могу сопротивляться.

Вспрыгиваю на парапет балкона и шагаю вперёд…

Сзади меня хватают поперёк талии и тащат вглубь комнаты. Отбиваюсь, кричу:

— Пусти, идиот. Меня звали!

Но Анатоль проявляет недюжинную силу и упрямство. Усаживает меня на диван, стискивает мои руки, чтобы я не брыкалась. Подбегает Мелоди, кидает в меня горсть пыльцы. И наваждение отпускает. Мотаю головой, будто хочу таким образом вытрясти остатки липкого шёпота, который всё ещё звучит и манит.

— Зов? — не спрашивает, а скорее констатирует Мелоди, с тревогой глядя на меня.

— Да, — киваю. Во рту пересохло так, что кажется, слова обдерут нёбо.