Фея-Крёстная желает замуж

— Вы, Анатоль, напишите свою оду. И постарайтесь, чтобы она была проникновенна и патетична. А потом вы, Мелоди, распространите её. Только фее стихов под силу мгновенно передать информацию в умы людей.

Мелоди картинно и очень привлекательно смущается от похвалы.

— А потом вы, Анатоль, отправитесь с нами в академию и попытаетесь разбудить Лидию. Возможно, союз поэта и дочери последнего сказочника действительно наш шанс выиграть…

— Постойте, — я вскидываю руку и слегка приоткрываю рот, потому что меня внезапно осеняет. — А с кем же мы теперь будем воевать? Вы же поймали Чёрную Злобу и сделали из неё кота Шрёдингера.

Хмурус трёт лоб и, кажется, тихо рычит. Но поскольку ни одна я смотрю на него удивлённо и жду ответа, всё-таки решает снизойти до объяснений:

— Чёрная Злоба — цветочек. Капризная принцесса мрака, возомнившая себя владычицей. Но она сама — создание подневольное, марионетка, подвластная руке кукловода.

— И кто же этот кукловод? — подталкиваю я, всем своим видом показывая: сдаюсь! скажи!

— Сама Тьма, — говорит он просто. Но в комнате будто мгновенно темнеет, и чёрные тени тянут жадные руки изо всех углов.

Я забираюсь на диван с ногами.

— Даже крысоры так испугались истинной повелительницы Чёрной Злобы, что согласились с нами сотрудничать. Вернее, выдали свою союзницу с потрохами и ещё и посоветовали, как лучше её поймать. И, поэтому, Айсель, вам надо как можно скорее разбудить кудесника. Без него нам Тьму не одолеть.

— Но разве кудесник не просто оболочка, оружие?

Хмурус горько вздыхает.

— Спросите об этом своё сердце? Стало бы оно любить того, в ком нет души?

Меня немного потряхивает от такого благородства. Ведь Хмурус сейчас между своим и моим счастьем выбрал моё. Показал мне, что он полностью принимает мой выбор и мою любовь.

Я плотнее кутаюсь в плед.

Кажется, последние события подкосили меня.

— Чем скорее вы займётесь делом, Анатоль, — мгновенно переключается Хмурус, — тем быстрее мы отправимся в академию, и вы увидите свою Лидию.

— Хорошо, — отвечает Анатоль. Поэт демонстрирует полную готовность: в руках блокнот и карандаш, за плечом — решительная и настроенная на работу Мелоди. — Сколько у меня времени?

— Сегодняшняя ночь, — тоном, не терпящим возражений, произносит Хмурус: — Мурчелло, а ты проследи, чтобы они тут дурака не валяли. Судьба страны в твоих лапах, понял?

На морде мяв-куна отражается вся боль мира.

— Я вообще-то планировал поспать.

— Не дури, коты — ночные животные.

Мурчелло дыбит шерсть на загривке.

— Сколько мявжно говорить, мур, — Я. НЕ. КОТ!

— Верно, — соглашается Хмурус. — Ты — химера, мутант, плод больного воображения пьяных маггенетиков с дурным чувством юмора.

— Рррр! Шшшш!

— Вот и не умничай.

С этими словами Хмурус подхватывает меня на руки прежде, чем я успеваю что-то возразить, и уносить в соседнюю комнату, где аккуратно, как большую ценность, опускает на кровать.

— Вам нужно отдохнуть, Айсель, и как следует выспаться.

Улыбаюсь, но, наверное, вяло и вымучено:

— Я и так долго спала. Вон какая длинная история мне успела присниться. Даже приняла её за реальность.

— На самом деле вы спали всего полчаса, и этого мало для нормального самочувствия.

— Но я вряд ли смогу заснуть…

Он присаживает рядом в кресло, берёт за руку, проводит по ней большим пальцем.

— Тогда расскажите мне свою историю. У феи она должна быть чудесной и сияющей.

Мне становится тепло. Я устраиваюсь поудобнее и начинаю рассказывать. С самого рождения… Но — проваливаюсь в сон, так и не дойдя до совершеннолетия…

Последнее, что чувствую, перед тем, как окончательно уплыть в лодке сновидений, как Хмурус нежно перебирает мои волосы. Будто ласковый ночной ветер.

Глава 34, в которой я разбудила…

Утро встречает меня птичьими трелями из открытого окна и остывшим кофе на тумбочки у кровати.

Морщусь. Ненавижу кофе, а тем паче — холодный. Обращаю его в шипучий лимонад в длинном тонкостенном стакане.

Так-то лучше. Бодрость, свежесть, готовность к свершениям.

Потягиваюсь, улыбаюсь, навожу марафет с помощью магии и выпархиваю в гостиную.

Смотрят на меня если не с ненавистью, то с завистью — точно. Лица помятые, тёмные, глаза лихорадочно блестят. Даже у Мурчелло.

На полу — настоящие и преогромные — сугробы из помятой бумаги. Чувствуется, что мозговой штурм был тяжким и победа далась нелегко. Но судя по тому, как удовлетворённо сияет Анатоль, — всё удалось.

— Айсель! — поэт кидается ко мне, берёт за руки и усаживает на диван. — Ты должна это услышать! Я превзошёл себя!

Мелоди капризно надувает губки:

— Вот ещё! Справился бы ты, можно подумать, если бы моя лира не пела тебе!

— Вот-вот, мяв! — Мурчелло упирает лапу в бок. — А кто подсказывал тебе самые интересные рифмявы?! Кто кидался в тебя великолепными мяфтафорами?! Кто дарил ослепительные эпитеты?!

У мяв-куна даже шерсть пушится и идёт разноцветными искрами — так он горд собой.

— Ну-ну, — хмыкает Хмурус, потягивая кофе, — а если бы не мои критические замечания — вы бы так и продолжали мешать розовые сопли с возвышенным пафосом.

Анатоль улыбается.