Фея незабудок

– Да ты что, на самом деле? – удивился мистер Стилпул, – супруги Ульстер – достойные, добропорядочные люди. Чего бояться, чего кричать? И потом, ты по едешь туда вроде как на время вакации. Осенью они сообщат о своем решении, – подходишь ты им или нет, я же не дам окончательного ответа, пока не получу от тебя письмо с подробным и, желательно, правдивым рассказом о том, как тебе живется в их доме. Разумеется, это – между нами. Ты уже до статочно взрослый, чтобы понимать некоторые вещи. Конечно, их семья никогда не станет твоей, хотя, кто знает… У Тобби Ульстера никогда не было друзей. Ты научишь его забавам, играм.

– Дорогой мистер Стилпул! Я никогда в жизни больше не буду озоровать! Я буду учиться так, что вы меня не узнаете. Клянусь Богом, я очень счастлив в Галчатнике. Можно, я останусь?

– Я не должен был тебе этого говорить, но кроме всего прочего, мистеру Ульстеру нужен смышленый, аккуратный, исполнительный помощник. Он сам хочет подготовить управляющего для своего имения в Сомерсете.

– Но я совсем не хочу быть управляющим. Я буду капитаном.

– Не будешь ты капитаном, – вспылил мистер Стилпул, – чтобы стать морским офицером, нужны рекомендации, связи, хоть какая-то протекция. У тебя ничего этого нет. Сколько тебе лет? Тринадцать с половиной? Замечательно. Через два года я принужден буду тебя отсюда выпроводить. Куда? Хороший вопрос. Куда получится. Выбирать мне, как правило, не из чего. Пойми, Ульстеры – твой шанс. До чего душный вечер, – и мистер Стилпул принялся с сердцем теребить шейный платок цвета бордо.

– Когда я уезжаю, сэр?

– Завтра. К шести утра я провожу тебя на остановку дилижансов.

– Я не могу так уехать. Я должен попрощаться с одним человеком.

По выражению лица мистера Стилпула Доминик понял, что тот знает, о ком идет речь.

– Долгие проводы – лишние слезы.

– Могу я хотя бы написать ей несколько строк?

– Ты уверен, что она умеет читать?

– Она знает печатные буквы.

Директор, скрепя сердце, протянул Доминику чистый лист бумаги и чернильницу с пером:

– Два слова, не больше.

Получилась целая поэма: тревожная, немного грустная, но исполненная светлых чаяний и бесконечно нежная. Наконец Доминик смущенно протянул письмо мистеру Стилпулу, а тот положил его под пресс-папье и сказал:

– Постарайся сразу же показать себя с наилучшей стороны. Будь внимательным, предупредительным, тактичным и по возможности реже упоминай в разговорах Галчатник.

– Как же так? – Доминик язвительно прищурил пушистые ресницы, – вы же сами нас учили, что грех стыдиться заведения, дающего нам кров и воспитание?

Директор поднял вверх глаза, вроде как пытаясь разглядеть щербинку на потолке, и невозмутимо продолжил:

– Слушай и не дерзи. Я плохого не посоветую.

Они проговорили далеко за полночь. Директор рассказывал случаи из своего отрочества, проведенного в стенах иезуитского колледжа, наставлял, когда и как надо себя вести, что говорить, куда смотреть. Мистер Стилпул не обольщался, что Доминик примет близко к сердцу все его указания, но верил, – они останутся в памяти и в нужный момент всплывут сами собой. Доминик несколько раз принимался реветь. Он впервые видел директора таким, и от этого нового мистера Стилпула еще сильней не хотелось уезжать.

– Ну, все, теперь иди, поспи немного. Мистера Дэни не буди, Стюарта тоже, я сообщу им сам, так будет лучше. Сюртук оставь у меня в кабинете.

– Зачем?

– Я зашью за подкладку деньги на обратную дорогу. Никому о них не говори и как можно дольше не трать. Это так, на крайний случай, который, я надеюсь, никогда не настанет.

…В дортуаре было тихо и уютно. Доминик никак не мог привести в порядок мысли: в голове стоял страшный сумбур. Не успел он забыться тяжелым, тревожным сном, как Люси уже пришла его будить. Она принесла две пары чулок и еще кое – какие вещи, стала сама собирать сундучок Доминика, а ему велела спускаться в трапезную завтракать. Потом они с директором отправились на остановку дилижансов. Свежий ветерок проникал за шиворот, игриво щекотал, прогоняя дремоту. Улицы были еще пустынны, лишь изредка попадались хмурые, заспанные прохожие. Дилижанс уже готовился к отправлению. Директор о чем-то поговорил с кучером, занял место, и у них оставалось еще несколько минут. Доминик, второй и последний в жизни раз обхватил мистера Стилпула за талию, уткнувшись заплаканным лицом в мягкое сукно сюртука, а тот впервые погладил его продолговатой, прохладной ладонью по густым, мягким волосам, словно стараясь от чего-то защитить…

– Береги горло, – сказал директор напоследок, снял с себя шейный платок и отдал Доминику.