Вернувшись к себе в кабинет, он достал из-под пресс-папье письмо, пробежал его глазами, недобро усмехнулся: «Так я тебе и позволил сломать ему жизнь», зажег свечу и предал послание огню. Мистер Стилпул хотел для Доминика того, чем сам в свое время пренебрег. Относительно семейства Ульстер ему была известна одна пикантная подробность: имениями в Сомерсете и Норфолке оно обязано не бранным подвигам достославных предков мистера Ульстера, а удачным спекуляциям его пронырливого тестя. Нетрудно было догадаться, что в этом торговом клане найдутся еще девицы, жаждущие украсить свои тысячи годовых дворянским титулом, открывающим путь в светские гостиные. Таким образом, фантазии мистера Стилпула простирались дальше скромной должности управляющего.
Тетушка Мэгги маялась с тяжелого похмелья. Она вяло раскладывала товар на латке и сердито ворчала. Вдруг, как в тумане, торговка увидела стройную, нарядную девицу с цветочной корзинкой, которая, горделиво приосанившись, прошествовала по перекрестку и встала на место ее маленькой протеже Фионы Литтл.
– Эй, фифа, – завопила торговка, – ты откуда здесь такая взялась?
– Доброе утро, тетушка Мэгги!
– Боже мой! – и она выронила яблоко, – Фиона, какая ты стала красавица! И уже совсем взрослая.
Из подворотни вылезла Брук.
– Ну и ну… – восхищенно промолвила гадалка.
Потом прибежал Берти, увидел Фиону и спросил сочувственно:
– Что это с тобой?
А Пол остановился как вкопанный и от изумления не мог выговорить ни слова.
– Бедняга Доминик, – умилилась тетушка Мэгги, – совсем разума лишится, когда нашу Фиону в таком наряде увидит.
Брук очень хотелось потрогать пышную юбку, но она боялась ее запачкать, издали любовалась своей старшей подругой и была чрезвычайно горда за нее. Фиона же представляла, как Доминик сначала тоже ее не узнает, а потом удивится и обрадуется… Но он все не появлялся. Впервые он ни разу за день не подошел к окну. «Странно, – подумала Фиона, – что бы это значило?» То же самое повторилось и на второй день, и на третий. Фиона становилась все печальней и рассеянней. Она совала в кошелек деньги, не считая, и несколько раз нарвалась на скандал, забыв про сдачу. В воскресенье она не выдержала и расплакалась. Ребята окружили ее и принялись наперебой утешать.
– Ума не приложу, куда подевался Доминик, – размышляла вслух тетушка Мэгги, – как ты считаешь, Брук?
Брук отвела в сторону взгляд.
– Погадай, – сквозь слезы попросила Фиона.
Брук стала неохотно раскладывать карты, потом вдруг раздраженно сгребла их в колоду и сказала:
– Не надо.
– Почему?
– Все равно это неправда.
– Не может быть, чтобы ты говорила неправду!
Брук внимательно посмотрела подруге в глаза и тихо произнесла:
– Может, Фиона… Ведь должна же я что-то есть.
Пол ударил себя по лбу:
– Как я сразу не додумался? Может, он на соревнования уехал?
– На какие соревнования?
– Мне один лейтенант на корабле рассказывал. У молодых господ бывают соревнования: по футболу, по крокету.
– Очень может быть, – с надеждой сказала Фиона, – только, почему он меня не предупредил? Неужели… – ее голос дрогнул.
– Не может быть, чтобы он про тебя забыл. Надо Брук к Люси подослать. Брук, сбегай-ка, поспрашай у прачки.
– Я завтра, – пробормотала Брук.
– А что не сегодня?
– Люси по утрам добрая.
Действительно, Люси просыпалась всегда в благостном расположении духа, но к вечеру настроение у нее, как правило, портилось из-за стычек со склочной кухаркой. Увидев в окно маленькую гадалку, сигналящую ей руками, прачка открыла форточку и спросила:
– Чего тебе, Брук?
– У вас там есть сейчас соревнования?
– Не знаю, я в спортивном зале не дежурю. А тебе зачем?
– Просто мы подумали, что Доминик Ингрэм на соревнования уехал.
– Ингрэм-то? – усмехнулась Люси, – он еще в понедельник отбыл в Норфолк.
– Как?
– Так.
– А когда вернется?
Люси пожала плечами:
– Если приживется у хозяев, то никогда. По крайней мере, директор очень на то надеется. А ты что как понурилась-то, зачем он тебе сдался?
Брук не представляла, как сообщит эту весть Фионе.
– Миссис Ульстер, он приехал.
– Кто?
– Тот мальчик из Лондона.
– Ах, да, – миссис Ульстер лениво приоткрыла баночку с нюхательной солью и обратилась к семейному доктору мистеру Аткинсу:
– Опять голова тяжелая, не посоветуете ли что-нибудь?
Доктор принялся рассказывать о каком-то новом средстве, служанка же ждала дальнейших распоряжений.
– Мэри, что стоишь без дела? – недовольно спросила госпожа.
– Прикажете звать?
– Кого? – миссис Ульстер зевнула, – Ах, да, конечно, пусть проходит сюда.
Доминик вошел в гостиную, где на вычурной кушетке возлежала дама нервической наружности и копалась холеными пальцами в красивой шкатулочке. Он поклонился и назвал себя. Миссис Ульстер окинула его пре зрительно-оценивающим взглядом, велела повернуться вокруг своей оси, пройтись до камина и обратно.
– Мистер Аткинс, посмотрите, что у него с руками. Надеюсь, это не какая-нибудь зараза?
Доминик опустил глаза. В начищенном паркете, как в мутной воде, он видел свое расплывчатое отражение.
– Покажи доктору руки.
Доминик протянул ладони вперед, – уголки губ дрогнули, как от боли.