Или как лихо, как прекрасно шагают под бодрый марш трубачи-гусары в высоких киверах и небрежно накинутых на одно плечо ментиках. Непременно, непременно надо их снять!..
— О! Здравствуйте! Здравствуйте! — закричал кто-то Фее.
Это были Наденька и Никита. Они тоже прибежали на угол Васильевской и Тверской, заслышав звуки духовой музыки.
— Здравствуйте, милые мои! — обласкала их взглядом голубая старушка.
— Вам не трудно так долго стоять? У вас усталый вид, — забеспокоилась Наденька. — Опирайтесь на меня — я сильная! А хотите, я вам табуретку из дома притащу?
— Спасибо, девочка! — улыбнулась Фея. — Меня музыка бодрит! О! Смотрите, какая прелесть!
...От площади шел новый оркестр. Тут не было военной формы, ни современной, ни старинной, тут не поблескивали под солнцем золотые и серебряные погоны, в этом оркестре каждый музыкант был веселый клоун.
Разноцветные клоки волос из пакли залихватски торчали из-под колпаков, мятых дырявых шляп, огромных кепок-“аэродромов”...
А какие смешные костюмы! Кургузые пиджаки, один рукав короче, другой длиннее, белые домино в черный горох, шаровары, в которых одна штанина синяя, а другая желтая... А размалеванные разными красками физиономии! А круглые нашлепки на носах!..
Но весь этот маскарад никак не мешал веселым оркестрантам страстно дудеть в большие и маленькие трубы, флейты, кларнеты и саксофоны, и громко бить в барабаны, и звенеть литаврами, сияющими, как солнца...
Мало того — они, лихо играя марш из кинофильма “Веселые ребята”, еще и кувыркались, и перепрыгивали друг через друга, и строили пирамиды, и делали стойки на руках. Конечно, до этого они долго трудились, чтоб все получалось так легко и ладно!
Многие дети, обманутые такой завидной легкостью, высоко подпрыгивали, пытались сделать стойку, но тут же шлепались на асфальт. Но ребятишки не плакали, если и ушибались. Нет, они, наоборот, упрямо проделывали то же самое снова и снова!..
Только у Никиты сразу все получилось отлично, а все потому, что он очень старался: хотел поразить Наденьку.
Он стоял на руках, дрыгал ногами в воздухе, глядя на девочку снизу вверх, и ухитрился даже пройтись немножко на руках вслед за оркестром...
— Я обязательно буду клоуном! Как Юрий Никулин! Или как Карандаш! — сообщил он в восторге, став на ноги.
Музыкант-клоун одобрительно подмигнул ему и показал знак одобрения — “на большой!”
А Наденька восхищенно захлопала в ладоши. И тут вдруг увидела на медленно двигающемся грузовике съемочную группу.
Мама или не мама была там, рядом с оператором? Наденька засомневалась.
Внешне женщина, конечно, напоминала ее маму, но какая-то она была не такая, как дома, а строгая и сосредоточенная!.. Она руководила съемкой! И оператор ее сразу слушался! А дома ее мама была очень-очень добра, часто беспомощна и улыбчива, как дитя... Наденьке всегда хотелось опекать свою маму, словно маленькую.
Да и ростом эта женщина была повыше, кажется. Или она просто напряглась и на цыпочки встала?
Но вот женщина-режиссер обрадовалась, что оператору удалось снять какую-то важную сценку, засмеялась и стащила с головы шапочку. Рыжие волосы рассыпались по плечам... Она опять стала родной и знакомой.
— Мама! Ура! — закричала Наденька радостно. Подбежала, ловко взобралась-вспрыгнула в кузов и оказалась в материнских объятьях.
Как им было хорошо вместе, как они обрадовались случайной встрече — будто век не виделись! Обе тоненькие, обе золотоволосые, обе счастливые... Очень похожие друг на друга!
Фея долго с печалью и нежностью смотрела на мать и дочь. В этот миг она принимала решение.
По ее глазам я поняла это, я к этому времени уже неплохо понимала Фею. Но что это за важное решение? О чем она в эти минуты думала? Я, конечно, догадаться не могла. Я только надеялась, что она поделится со мной потом...
Никита рванулся вскочить на грузовик вслед за Наденькой. Потом застеснялся: посчитал, что это неудобно, и остановился.
Фея повернулась к Никите, ласково провела рукой по его встрепанным кудрям:
— До свиданья, дружок! Мы — домой!..
...И тут же мы очутились на моей кухне. Фея была задумчива и молчалива.
— Ударим по кофейку? — спросила я.
Но она не ответила, только кивнула. Она была занята.
Фея взяла с тарелки веточку красной смородины, внимательно рассмотрела ее, то поднимая к окну, то кладя на край белой тарелки. Потом отделила одну, самую большую ягоду с тоненькой плодоножкой, и положила ее отдельно...
Я варила кофе и, конечно, вопросами не надоедала.
Фея сама заговорила:
— Какая совершенная форма! Пожалуй, именно такие сережки я сотворю...
— Сережки? — удивилась я.
— Да! Прощальный подарок!
Я, хоть и ничего не понимала, но встревожилась.
А Фея между тем извлекла из сумочки Лазуритовую палочку, сосредоточилась... И на столе вдруг появился золотой полый шарик размером в большую смородину. Золотая тончайшая цепочка-ниточка в десять или двенадцать звеньев соединяла шарик с замочком, что должен держать сережку в ушах.
— Нравится? — спросила она.
— Еще бы! — ответила я. — Прелесть какая красивая!..
— Значит сотворим ей пару!