Она направлена не столько на противника, сколько на эту третью инстанцию, стоящую на более высоком уровне, чем стороны конфликта, и располагающую возможностью разрешения данного конфликта. Если это конфликт интерпретаций, то авторам таких интерпретаций надо «переинтерпретировать» противника в чьих-то глазах.
Важно понимать, что речь идет не об аналоге риторических приемов, подобных тем, что применяются сторонами в судебной практике, когда стороны обвинения и защиты обмениваются аргументами, предоставляемыми ими присяжным или суду. В судебной практике и судебной риторике аргументы подводятся под законы, судебные нормы, строятся умозаключения, из которых следует подтверждение тезиса данной стороны и опровержение тезисов оппонентов. В случае же информационных войн данного типа речь идет не столько о доказательствах, сколько о привлечении внимания и побуждении к необратимым действиям.
Протестное движение, возникшее после думских выборов в РФ и президентских в Беларуси, носило гражданский характер. В терминологии информационной войны с фальсификаторами выборов это была апелляция к государственным институ там власти по обеспечению легитимности новых властных инстанций, наказания виновных в выявившихся фальсификациях. Моментом истины стал демонстративный отказ политического режима в учете этих требований. Оказалось, что «Третий», к которому апеллировали избиратели, оказался их противником.
И это стало моментом истины, когда общество поняло – с какой властью оно имеет дело, а власть поняла реальное отношение к ней, как и то, что общество поняло, что она поняла… В результате последовавшие за этими событиями президентские выборы предстали слаболегитимной процедурой, а гражданский конфликт стал приобретать все более политизированный характер. А поскольку одна из сторон конфликта, которая узурпирует позицию «Третьего», вряд ли может ли победить в конфликте с помощью рассмотренного нами типа информационной войны интерпретаций, конфликт приобретает совершенно иную конфигурацию.
3 июля 2020 в репортаже «Первого канала» российского ТВ был показан фрагмент о том, что в Якутске в рамках всероссийской акции «Мы вместе», на главной площади города прошла акция в поддержку одной из поправок в Конституцию (о сохранении национальной самобытности), в котором большая масса народа станцевала национальный хоровод осуохай – обрядовый хороводный танец народа саха. В репортаже говорилось: «Жители Якутии устроили хоровод, размеры которого лучше всего оценить по кадрам, которые сделал беспилотник». Ведущий так же уточнил, что акции провели активисты Общероссийского народного фронта (ОНФ).
Первый канал является одним из самых масштабных по охвату аудитории: по данным, опубликованным рекламным агентством «Head Media», возможности приема «Первого канала» есть у 98,8 % населения Российской Федерации. Основную массу телезрителей составляют семейные люди, работающие на постоянной работе, со сложившимися увлечениями и привычками, а также зрители разных возрастов (14–59 лет) и социальных групп – служащие, домохозяйки, пенсионеры, студенты, предприниматели. Можно было бы предположить, что данный репортаж был выпущен на федеральном канале с целью массового привлечения внимания к поддержке обществом поправок в Конституцию, которые вплоть до самого голосования вызывали неоднозначную реакцию.
Однако, начиная с марта 2020 года в Якутске действовал полный запрет на проведение массовых мероприятий. В самом репортаже была продемонстрирована запись с празднования дня Республики Саха (Якутия) от 27 апреля 2017 года (https://www.youtube.com/watch?v=pqfrVRoyUsI). Информация об обнаруженном фейке быстро распространилась по нескольким новостным изданиям (например, newsru.com, govoritmoskva. ru, the-village.ru и др.), на сайте популярного новостного ресурса Якутии Sakhaday опубликовали опровержение, подчеркнув, что никаких праздников в честь принятия поправок они не устраивали и не планируют устраивать. Вскоре после этого запись репортажа была удалена с официального сайта «Первого канала». При этом канал никак не прокомментировал попадание в эфир неадкватной информации. Информации о том, понес ли кто-то на «Первом канале» административную ответственность, предусмотренную за распространение фейковых новостей, в открытом доступе нет. Это позволяет сделать вывод, что адресатом фейка являлась не только и не столько собственно массовая аудитория, хорошо извещенная о запретах на массовые мероприятия. Редакция вполне отдавала отчет в возможном конфликте с руководством Республики Саха. Это позволяет сделать вывод, что реальным адресатом этого репортажа являлся именно Третий – адресат институциональный, по отношению к которому каналу требовалось продемонстрировать лояльность, а следовательно – гарантировало безнаказанность.