Всю дорогу Эрни пытался заговорить, но Элмерик отвечал односложно. Прощались они тоже скомканно: Эрни сунул ему флейту, попытался обнять, но Элмерик, уклонившись от объятий, буркнул «пока» и зашагал вверх по дороге, не оборачиваясь.
Вернувшись к ночи на мельницу, он, конечно, получил нагоняй от мастера Патрика за долгое отсутствие (спасибо, три дня у фейри не обернулись тремя годами, а ведь могли бы), был оставлен без ужина, отдраил в наказание все полы и потом, спрятавшись под чёрной лестницей, всё-таки дал волю слезам.
Минула неделя, но душа так и болела, а ночами Элмерик видел во сне вожделенное перо. Наверное, стоило всё честно рассказать мастеру Патрику, но ему отчего-то было стыдно признаться. Он совсем забросил учёбу, срывался на друзей, потерял аппетит… наверняка это не кончилось бы добром, если бы однажды по пути в Чернолесье он снова не встретил Кота.
Серый мошенник появился словно из ниоткуда: вдруг выскочил из придорожных кустов и бодро зашагал рядом.
— Пр-мр-приветствую, бард! Как дела?
— Век бы тебя не видать, — буркнул Элмерик, но котяра и ухом не повёл, только языком поцокал сочувственно.
— Всё ещё плохо?
— Мне? Нет, отлично!
— Можешь не храбриться. Я пр-мр-рекрасно знаю, что ты чувствуешь.
— А если знаешь, зачем спрашиваешь? — Элмерик кусал губы. Только бы не сорваться. К бесам болотным всех фейри с их амулетами, от которых жизнь становится не мила…
Кот схватил лошадь под уздцы, заставив телегу остановиться. Потом, покопавшись в поясной сумке, выудил из неё стеклянный флакон. Мастер Патрик хранил лекарства в таких же.
— Хоть ты и не пожелал от меня подарка, а я тебе кое-что пр-мр-ринёс. Это особое зелье, я варил его всю неделю. Если поймёшь, что не справляешься, выпей — и забудешь о пере, словно и не видел его никогда, мр.
— Только о пере? — рука Элмерика сама потянулась к флакону. Стекло оказалось тёплым на ощупь.
— Обо всей этой истории, — Кот виновато развесил уши. — Пр-мр-рости, это всё моя вина. Я должен был пр-мр-редвидеть, что ты слишком юн, чтобы выдержать такой груз, мр.
Элмерику было жаль всех: и себя, и Кота. Вроде и хотелось наорать: предупреждать же надо! — но зачем? Всё уже случилось.
— У нас не было выбора. Я справлюсь, вот увидишь, — он сунул флакон в карман и чмокнул губами. — Н-но!
Лошадка зацокала по дороге. Кот, поняв, что разговор окончен, серой тенью нырнул в заросли ежевики.
Элмерик проехал ещё немного, огляделся — никого. Флакончик казался таким горячим, что жёг пальцы. Или это было нетерпение? Он выдернул пробку и в несколько шумных глотков осушил всё до дна.
Миг — небо посветлело. Элмерик улыбнулся.
Беспросветная тоска обернулась лёгкой грустью, от которой уже на въезде в деревню не осталось и следа. Даже осенняя морось прекратилась, сквозь прорехи туч выглянуло солнце.
С этого момента всё наладилось, день вышел отличным! И только одно Элмерика удивило. Когда вечером он зашёл в таверну, чтобы пропустить кружечку эля, к нему за стол вдруг подсел странный тип и заговорщически зашептал:
— Прикинь, они прислали грамоту! В следующем году мне предстоит проводить песенное состязание у мастера Эрни. В «моих владениях», там так написано. Ума не приложу, это вообще где? Не сюда же их звать… А ты что думаешь, Рыжик?
— Думаю, вы обознались, — Элмерик на всякий случай проверил, на месте ли кошель с монетами: собеседник выглядел подозрительно.
— Эй! Ну как же: бард Сорокопут! Состязание! Помнишь? — странный тип тряхнул его, обдав застарелым перегаром.
— Понятия не имею, о чём вы, — Элмерик, насупившись, скинул его руки со своих плеч. — Идите, проспитесь.
— Похоже, и впрямь обознатушки, — пьяница, съёжившись, попятился.
И тут до Элмерика дошло, где он раньше видел это невыразительное худое лицо. Никакой это не вор, а деревенский музыкант. Эдди? Эрни? Небось, перенервничал, наклюкался перед выступлением — с кем не бывает?
Зато как хороша оказалась его волынка! И эта трогательная песня про менестреля Джека и его кота. Век бы слушал!
— Ничто не предвещало беды, — для красного словца Элмерик выразился бы именно так. Но это было бы неправдой, потому что очень даже предвещало.
Сперва зима наступила раньше обычного, потом в Чернолесье заметили лианнан ши — а эти кровопийцы вообще-то должны засыпать, когда деревья теряют листья, и просыпаться только когда зацветают яблони.
Потом, правда, настала оттепель, а упырица цапнула только Колина, сына старосты. Да и то — ну как цапнула… больше оцарапала. А крику-то было!
И вот только показалось, что всё стихло, как невезучий Колин опять попал в передрягу. Бывают люди, которые созданы для того, чтобы с ними случались неприятности: сын старосты был как раз из таких. А что ещё хуже — он так к этому привык, что молчал, будто воды в рот набрал. Так что если бы не его сестрица, рыжая Мэриэнн, никто бы не узнал, что этот придурок влюбился в фейри.