Фейрум

– Через окно. – Не придумав, куда деть подушку, он положил её на стол и присел рядом, на самый край. – У вас лестница приставная. Снаружи. Прости, что напугал. Я стучал, прежде чем… Ты, наверное, спутала меня с дождём.

– Ничего не понимаю.

Она беспомощно всхлипнула. Голова была тяжёлой, как чугунный котёл, и смысл происходящего терялся.

– Вы грабитель? Маньяк? Наркоман? Что вам нужно-то?

– Ни то и ни другое. Я здесь оказался случайно. По воле времени.

– В чужом доме, – уточнила Липа. – Посреди ночи. Через окно.

– Знаю, как это выглядит, – он обезоруживающе поднял руки, – но с тем же успехом я мог шагнуть в любое место. Именно поэтому я расцениваю твой дом как везение. Так проще – смотреть на вещи с яркой стороны.

Зарёванная Липа не разделяла оптимизма.

– Слушай, я правда… – он спохватился. – Как твоё имя?

– Липа.

– Как дерево?

– Угу. Сокращённо от Филиппины.

– Мне правда жаль, Филиппина, – на губах мелькнула обнадёживающая улыбка. Так взрослые разговаривают с детьми, когда те ударяются в слёзы. – Просто воронка открылась в вашем колодце.

– В смысле?

– Это что-то вроде разрыва. Они появляются благодаря анимонам, – он свёл пальцы на расстояние нескольких сантиметров. – Маленькие такие штуки, сияют изумрудными огнями. Видела?

– Чашку поднимите, – она указала пальцем. – Только не изумрудное оно, а янтарное.

Игнас освободил «водоросль», и та вспыхнула, разросшись до размеров лампочки, взмыла в воздух, шевеля многочисленными ножками.

– Оно и летать умеет? – Липа округлила глаза, перестав всхлипывать.

Это уже не смешно.

– Он, – поправил Игнас. – Эта особь – ещё малыш и потому пестрит жёлтыми оттенками.

Актиния вспорхнула к нему на плечо и зарделась солнышком.

– А, ну теперь понятно.

– Правда?

– Нет! Ничегошеньки не понятно! Воронки какие-то, анемоны всякие…

– Анимоны. Через «и». От латинского «anima» – «душа». В других мирах их называют по-разному, но мне нравится такой вариант – отражает суть. Видишь ли, эти создания влияют на человеческие эмоции – будят в душе самое важное. То, что необходимо человеку прямо сейчас. Радость, стремление к мечте, порой даже желание жить…

По лицу Игнаса пробежала тень. Анимон задрожал и, оттолкнувшись от «насеста», приблизился к сидящей на кровати Липе. Сердцевина, скрытая за венчиком щупалец, побледнела, замигала лимонными вспышками.

– И что это значит?

– Он извиняется. – Игнас пожал плечами. – За то, что заставил плакать.

– Так это из-за него…

Ну конечно! Липе полегчало. Не могла она сама так расклеиться.

– Юным особям редко удаются чистые эмоции – те, что связаны в сознании с определением счастья. Они действуют импульсивно, местами грубо: представь, каково рубить нитку топором вместо того, чтобы использовать ножницы. Но суть от этого не меняется – они дают то, что тебе нужно.

Игнас понизил голос и добавил:

– Не знаю, что именно он вытянул из тебя, но… мне жаль.

Липа отвела взгляд. Многие так говорят, когда узнают. Как правило, им не жаль. Простая форма вежливости. Однако в голосе Игнаса звучало нечто похожее на искренность. Меняло ли это ситуацию? Нет.

Он по-прежнему был чужаком на острове – странным, пришедшим непонятно откуда. Липа не желала вникать в его объяснения, обрушившиеся волной прилива. Ей хотелось закрыть глаза и проспать, не видя снов, до самого утра.

– Уходите, пожалуйста. Забирайте своего анимона, раз вы за ним пришли – передайте заодно, что я на него не сержусь, – и уходите. Только через дверь на этот раз.

Липа зевнула. Вместе со слезами из тела ушли последние силы. Слишком много впечатлений для одного дня. Она не могла сопротивляться сну, как не могла до этого бороться со слезами.

– Спокойной ночи, Филиппина.

Он протянул ей подушку, уже не опасаясь, что Липа снова ударит. Выключил настольную лампу быстрым щелчком – как-то излишне по-хозяйски – и, не говоря больше ни слова, вышел за дверь. Анимон мигнул напоследок и юркнул в щель между створкой и дверным косяком.

«Только бы Вита не разбудил…»

Мысль показалась далёкой и глухой, как звук, с которым закрылась входная дверь. Игнас ушёл.

Натянув одеяло до подбородка, Липа почувствовала, как тяжесть сменяется лёгкостью. Будто пустоту, из которой выкачали всю влагу, заполнили воздухом.

«Интересно, как он выберется с острова? Да хоть вплавь, мне-то какое дело… лишь бы лодку не украл…»

Последний образ растворился тихо, без щелчка – не светильник, а свеча, которую бережно задули. Воздушный шар по имени Липа взмыл в ночное небо.

Там, в угольно-чёрной вышине, сияли изумрудные звёзды.

• •

Она проснулась, когда солнце поднялось высоко, рисуя на дощатом полу прямоугольники света. Открыв глаза, Липа не сразу поняла, где находится. Села рывком и только тогда осознала, что не дома. На острове, с Витом.

Потёрла веки и ощутила соль в уголках лаз. Значит, не приснилось. Рамка от фотографии валялась рядом с кроватью. На столе лежала перевёрнутая чашка и стопка книг: подсохшие переплёты напоминали о ночном дожде.

Липа с ужасом взглянула на часы: начало девятого. Вит давно встал.