Фехтовальщица

В лице де Шале что-то подавленно взволновалось, но он даже не посмотрел на девушку у своих ног.

– Я простил, – сухо ответил он.

– Ты не будешь ложиться?

– Мне нужно дочитать главу.

– А что это за книга?

– Плутарх.

– Ты любишь читать Плутарха?

– Меня это уравновешивает.

Женька замолчала и дала дочитать своему мужу главу, все это время просидев у его ног, будто кающаяся Мария-Магдалина. Ей была противна такая поза, но она сама назначила себе это наказание и с честью вынесла его до конца. Де Шале, несмотря на сдержанность в поведении, выглядел не лучше, – он будто страдал каким-то длительным внутренним кровотечением, против которого не помогали никакие лекарственные средства. Дочитав главу, маркиз кликнул Цезаря, и тот помог ему раздеться.

В постели оба супруга какое-то время лежали молча, потом фехтовальщица спросила мужа о парижских новостях, и он нехотя, без присущего ему азарта, рассказал о переговорах с Англией, темой которых был будущий брак принцессы Генриетты и наследника английской короны. При дворе ждали английского посланника.

– А что за посланник? – спросила Женька.

– Герцог Бэкингем. Наши все переполошились.

– С чего?

– Говорят, красавец, богач, роскошно одевается. Король нервничает. Что-то ему опять доложили по поводу королевы, поэтому трудно сказать, как его настроение отзовется на нашем венчании. Мне сейчас надо почаще бывать с ним. Он увидит, что мое отношение не изменилось, и смягчится, – сказал де Шале.

– Генрих… де Санд предложил мне вести в его школе приватные уроки, – решилась сказать главную свою новость фехтовальщица.

– … Даже не думай об этом.

– Я не могу не думать! Ты не понимаешь! Я другая, я задохнусь в твоем доме, если буду сидеть взаперти!

– Я разрешаю тебе выезжать.

– Чтобы смотреть на жизнь из окошка экипажа?

– Я не могу тебе позволить видеться с де Сандом. Я не настолько дурак, в конце концов!

– Это… это бессмысленно! Он все равно будет близок мне как учитель, как фехтовальщик!

– Ты моя жена, Жанна, ты сказала «да» священнику. Ты солгала?

Утром в назначенное время Ласаре снова делал «смелые зарисовки». Катрин в этот день почему-то не явилась, и фехтовальщица спросила о ней у Жулианы.

– Не знаю, почему госпожа Катрин не приехала, ваша милость, – ответила та, – но господин де Шале сказал, что только вы смогли с ней сделать в один вечер то, на что он потратил бы целый год.

– Он кричал?

– Нет, он смеялся, кричал его батюшка.

Было воскресенье, но де Шале все равно уехал в Лувр, как это делал каждый день, чтобы присутствовать при утреннем туалете короля. Отсутствовать там он мог только по предварительной договоренности со своим сюзереном или по болезни. Женька вздохнула с облегчением и попросила достать свою мужскую одежду.

– Ваш муж велел запереть ее в ларь, госпожа, – сказала Жулиана.

– Так открой его!

– Господин де Шале велел не давать вам мужскую одежду, госпожа.

– Он что, не понимает?..

Фехтовальщица рассердилась чуть ли не до слез, вспомнив почему-то сказку о царевне-лягушке, у которой преждевременно отняли ее «вторую кожу», и попыталась настаивать на своем, но Жулиана держалась стойко. Манипуляции с мужской одеждой возмутили, но не удивили Женьку, – странным ей показалось то, что Генрих ничего не спросил о портрете.

– Господин де Шале знает, как рисует меня Ласаре? – оставив свои требования, спросила она у Жулианы.

– Господин де Шале знает, что господин Ласаре делает с вас наброски.

– А о том, что я на них не в парадном платье?

– Господин де Шале об этом не спрашивал.

– А если спросит?

– Если спросит, я скажу ему об этом, госпожа.

– Тебе попадет, Жулиана.

– Господин покричит, но не выгонит меня. Я нужна господину, я знаю хозяйство.

– Тогда почему ты не дашь мне мужскую одежду?

– Это нехорошее желание, госпожа. То, что вы делаете с господином Ласаре более прилично.

Но Женька не смирилась и все-таки поехала в школу де Санда. Даниэль был рад ее видеть и предложил пообедать. Несмотря на то, что в улыбке его все еще оставалась некоторая досада, он, как будто, не чувствовал себя побежденным. Хорошо понимая, что владеет оружием не менее сильным, чем его счастливый соперник, он держался уверенно и, видимо полагал, что все еще можно исправить.

За столом кроме него и фехтовальщицы находились Лабрю, Франкон и Ажелина.

– А где Жули? – спросила девушка.

– Ушибла ногу. Она упала, когда бегала круги.

– Даниэль!

– Что «Даниэль»? Не смотрите на меня так торжествующе! Да, я дал ей свои штаны и позволил сделать несколько кругов. Я пообещал, что если она продержится год, то получит право взять в руки оружие.

– А фехтовальщики?

– Я не так глуп, сударыня, чтобы позволить ей бегать в их присутствии. Жули занималась вечером. Дело не такое простое, как вам кажется. Против меня может ополчиться не только общество, но и церковный трибунал.

– За что?

– За то, что я выращиваю «чертей в юбке».

Франкон засмеялся, а Лабрю покачал головой.

– Меня и так недолюбливают вельможки вроде вашего мужа, – продолжал Даниэль, с удовольствием поглощая зажаренную дичь.

– Что им не нравится?