Фехтовальщица

Так прошло три часа, но никто из участников затеянного сеанса не заметил этого, как не заметили они и прихода Катрин. Она вошла в библиотеку вместе с Жулианой, в то время как Женька лежала на задрапированных и расположенных наклонно ширмах головой вниз. Увидев, брошенную на красное, обнаженную фехтовальщицу, обе девушки невольно вскрикнули. Погруженное в алый шелк, словно в кровь, нагое тело выглядело зловеще.

– Что… что это такое, госпожа? – воскликнула Жулиана.

– Генрих велел написать мой парадный портрет, – ответила Женька.

– Парадный?..

– Да. Господин Ласаре делает зарисовки.

– Но… но…

– Я помню. Катрин пришла учить меня играть на лютне. Ласаре уже заканчивает. Да, Ласаре?

– Да, ваша милость.

Жулиана не нашла больше, что сказать, а Катрин продолжала глазами свежезамороженной сельди смотреть на вызывающе нагое тело супруги своего брата и ждать, когда художник закончит.

После ухода Ласаре Нинон одела фехтовальщицу, и Катрин занялась с ней музыкой. Они возились около часа. Привыкшие держать шпагу, а не музыкальный инструмент пальцы слушались плохо, отчего звуки получались фальшивые, полные страдания и дисгармонии. Катрин терпеливо объясняла фехтовальщице ее ошибки, а та раздраженно пыхтела, не обладая от природы музыкальными способностями и желанием обучаться музыке. Устав, Женька бросила лютню и велела приготовить экипаж.

– Хочешь поехать со мной в «Божью птичку», Катрин? – предложила она своей юной учительнице.

– А что там будет, сударыня?

– Прощальная пирушка с фехтовальщиками.

– Ох, нет, сударыня… Я не знаю, что сделает батюшка, если узнает…

– Поехали! Нечего бояться! С нами поедет и Жулиана.

– Ну, если Жулиана, сударыня…

– И зови меня Жанной, наконец! Нашла тоже сударыню!

Когда экипаж маркиза де Шале подъехал к «Божьей птичке», фехтовальщики уже собрались. С хохотом и криками они встретили подъехавшую карету, вытащили ее прекрасных обитательниц наружу и на руках понесли в зал. Женьку тащил де Панд, Жулиану – де Блюм, а Катрин – де Вернан.

Посреди кабачка, блиставшего новым полом и великолепной стойкой, которую в дополнение к ремонту посоветовала сделать фехтовальщица, стоял длинный стол, уставленный разнообразной снедью и напитками. Во главе его сидели де Санд и Франкон. Из-за стойки гордо смотрела на полет «Божьей птички» Шарлотта. Пунцовая и довольная, она переглядывалась с Матье, который, услышав шум, высунулся из кухни. Эта кухня тоже была новшеством, которое очень понравилось повару, так как теперь мог кудесничать над своими блюдами без помех.

– Опаздываете, маркиза, – сказал Даниэль, когда де Панд поставил Женьку рядом с ним. – Мы уже начали думать, что господин де Шале приковал вас к столбику своей постели! Чем вы так долго занимались сегодня – вышивали цветочки или играли на лютне?

– Ласаре писал мой портрет, а потом… да, я играла на лютне.

Все засмеялись. К фехтовальщице подошел де Зенкур.

– Признаться, я уже соскучился по вас, де Жано, – сказал он и подал ей бокал с вином.

– Я тоже, – улыбнулась девушка, и глаза ее слегка повлажнели. – Спасибо, Альбер.

– За что?

– За то, что назвали меня «де Жано». Я всем говорю спасибо, господа! Класс Даниэля де Санда – это лучшее, что есть в Париже!

– Однако вам здесь досталось, сударыня, – напомнил де Лавуа. – Мы еще хорошо помним, как вы катались на траве возле конюшен с нашим добрым де Зенкуром!

Все засмеялись.

– Жаль, что наш добрый де Зенкур не знал тогда, насколько ему повезло! – заметил де Вернан, и смех тут же превратился в дружный хохот.

– Неужели вы в тот раз ничего не поняли, Альбер? – воскликнул де Фрюке. – Держать в объятиях такую девушку!

– Я понял главное.

– Что?

– Что господин де Жано – мерзкий мальчишка, – невозмутимо повел носом де Зенкур.

Все снова засмеялись и стали от души пить за «мерзкого мальчишку».

Катрин, все еще красная после путешествия на мужских руках с ужасом смотрела кругом и не знала, что делать с той кружкой, которую сунули ей в руки. Женька представила растерянную девушку фехтовальщикам, и де Вернан немедленно посадил юную сестру маркиза де Шале с собой, с другой стороны ее обнял за талию д’Ангре. Через стол улыбались, поглаживая модные бородки, де Бонк и де Стокье. Де Вернан шептал девушке что-то на ухо и, судя по ее, будто ошпаренному горячим паром, лицу, это были не стихи. Жулиана очутилась между де Фрюке и де Жери и тоже была не на шутку взволнована их настойчивым вниманием.

С этого момента пирушка покатилась дальше, будто пущенное под гору горящее колесо. Пили за фехтовальщицу, за школу, за де Санда и каждого из присутствующих, потом начали плясать под скрипку и рожок двух музыкантов, снова пили и ели жареную дичь, которую в достатке приготовил Матье. Ксавье, сын Жильберты, которого взяла в работники Шарлотта, бодро разносил соусы и напитки, с восхищением наблюдая это разнузданное отпевание «Жанена де Жано».

Когда головы были еще относительно ясны, де Санд взял слово и в образовавшейся тишине предложил Женьке место учителя в своей школе. Это привело фехтовальщиков в восторг, а девушку повергло в сильное замешательство.