— Участь неприятельского лазутчика. — Христофор Карлович замолчал. Говорить, что его расстреляют, он не стал. Счел за лишнее. Будучи военным человеком, Бутурлин отлично знал сам, как поступают с пойманными неприятельскими лазутчиками.
— А того… в отдушине вы тоже расстреляли… или предпочли четвертовать?
— Благодарю, что напомнили. Князь запретил вам входить в ту комнату. Выберайтете себе любую другую. Больше вопросов ко мне нет?
— Больше нет. Только ведь вы мне не ответили: четвертовали вы сразу восковую фигуру императора Франции Наполеона или сначала расстреляли… как неприятельского лазутчика… а уж потом вместо колокольчика повесили?
— Нет, сначала мы в своей тайной канцелярии сказку на него сочинили — и только потом он у нас из отдушины колокольчиком зазвенел! — и Христофор Карлович позволил себе улыбнуться над своей шуткой. И пошел через всю залу к маленькой дверце в углу, куда слуги стали сносить восковые фигуры.
В черном своем сюртуке он походил, действительно, на сказочника. Бутурлин даже принял поначалу бант в черной косе его парика за бабочку, которая посреди зимы залетела вдруг в княжеский дом — да и села ему на спину. Сейчас поймет, куда ее угораздило сесть — и упорхнет на мороз. Там теплей.
Нет, не улетела. Она тоже была из воска — как все герои его сказок.
Глава двадцатая
Комнату Бутурлин выбрал для себя удивительную.
По периметру голубого потолка шли четыре реи-балки, и стены, затянутые белой тканью, ниспадали с них на пол парусами.
Когда он вместе с князем Андреем в первый раз вошел в эту комнату, там стоял полный штиль. Паруса стен безжизненно висели на своих реях — балках. Но стоило закрыть за собой дверь, как поднялся ветер — и устойчивый бриз задул в паруса.
Корабль комнаты поплыл — и по голубому потолку побежали белые облака.
— Тебе нравится? — заглянул в глаза Бутурлина князь Андрей.
— Очень!
— И мне очень! — и князь Андрей вздохнул, как только дети умеют: тяжело и страстно, всей грудью, всем своим телом — и даже ресницы приняли участие в его вздохе. И Бутурлин пожалел, что позволил двум генералам втянуть юного князя в их дело, причем вслепую, что показалось ему особенно мерзким, после детского его вздоха.
— Так я пойду? — спросил князь Андрей Бутурлина. — Ты ее выбрал?
— Да.
— Как хорошо! Так я пойду? — И князь опять вздохнул.
— Иди, пожалуйста, — ответил неожиданно сухо Бутурлин.
Что хотел сказать ему князь Андрей своим вторым вздохом, он отлично понял.
— Да-да, конечно, тебе же нужно отдохнуть, — сказал горячо князь Андрей и добавил поспешно: — С дороги!.. — А хотел ведь добавить: «Перед дуэлью», — но не добавил. Не напрямую же ему говорить, что он хочет, чтобы Бутурлин выбрал именно его в свои секунданты!
К тому же он загадал, что если Бутурлин эту комнату выберет, то он его выберет. И был уверен, идя к двери, что Бутурлин его остановит, но тот его не остановил.
Он и не думал вовсе брать князя Андрея в свои секунданты. И уже за дверью в третий раз тяжело вздохнул юный князь. Желание не исполнилось почему-то. А ведь выбора другого не было у Бутурлина. Не Христофора же Карловича брать в свои секунданты?! Полковник в свои секунданты назначил управляющего. Управляющий и шел по коридору.
— У себя? — спросил он князя Андрея.
— У себя.
— Вы его секундант?
— Пока еще нет!
— Непременно будете! — ободрил его управляющий и любезно постучал в дверь.
— Входите! — раздался голос Бутурлина за дверью.
Управляющий вошел и плотно закрыл за собой дверь, а князь остался стоять под дверью в ожидании того, что Бутурлин сейчас уж точно позовет его к себе. В этом ожидании он простоял минут пять.
— Не хорошо подслушивать! — услышал он у себя за спиной голос Жаннет.
Князь вздрогнул — и опрометью бросился прочь. Щеки его горели то ли от стыда, то ли от гнева!
Глава двадцать первая
Имея при себе всегда коробок спичек — имей на плечах и голову, сиречь разум, ибо потеряв разум, даже это смертельное оружие, сиречь спички, тебе не помогут одолеть врага.