— Вот все птички и залетели в нашу клетку! — сказал вслух Христофор Карлович — и тут же к нему подкатила его тройка. Он сел в нее, и она неспешно поехала к княжескому дворцу.
Христофор Карлович не любил быстрой русской езды. По дороге он захватил, как я уже написал, наших американцев.
Интересный разговор произошел у него с ними. Правда, Дик в этом разговоре почти не участвовал. Уж больно о высоких материях, философических, разговорились между собой Христофор Карлович и Боб Вашингтон, то бишь Селифан! Кстати, они друг другу понравились.
Вечером в своем дневнике Христофор Карлович записал: «Сегодня имел разговор с одним умнейшим американцем. Он со мной согласен, что немецкая нация всему миру еще явит не только свою мощь философской мысли, но и мощь государственную — и на колени всю Европу поставит. Будут и среди немцев свой Бонапарт и свой Суворов! Будут».
Селифан, что ли, пророчествами Порфирия Петровича с Христофором Карловичем поделился?
Вот дурак, прости меня Господи
Глава пятнадцатая
Из нашей последней встречи, ваша светлость, вывел я, что тебе будет недосуг мои письма читать, а мне недосуг — тебе их писать!
И все же прочь наши обиды, коли дело страдает. Ради дела пишу я это письмо.
Конечно, сквозь анфиладу турецких крепостей мои чудо-богатыри шутя прошли. Только они двери крепостей не паркетным твоим механизмом открывали, а ядрами — да штыком нашим — русским!
И как соглядатаи ни пытались подглядеть, распознать наш сей батальный механизм, чтобы поломать его, — ничего у них не вышло.
И стоим мы теперь под стенами Константинополя.
Но вот ведь какая напасть, ваша светлость.
Я подозревал, что за моей спиной соглядатай этот стоит — и в карты мои смотрит.
Ан нет!
Он за твоей спиной, князенька, чернильница ты высохшая, стоит — и подглядывает.
Исключительно поэтому письмо это написал.
Приглядись хорошенько. Может, чего и поймешь.
А умирать, ваша светлость, мне не страшно!
Это соглядатаю своему и передай. Армию свою я ему, подлецу, на позор и поражение не отдам!..
Это то самое письмо, которое у старого князя на столе три месяца пролежало.
Прав оказался Суворов. Недосуг ему было его прочесть. А в прошлую пятницу он все-таки его прочел. Прочитал — да опять запечатал — будто и не читал его вовсе!
В этом письме еще приписка была. Из-за этой приписки князь его опять запечатал. Тайная та приписка была. Над пламенем свечи письмо нужно было подержать, чтоб ее прочесть.
Держал ли князь письмо это над пламенем?
Держал!
И что же там он прочел?
Пока скажу, что оскорбительной и дерзкой та приписка была!
Князь, когда ее прочитал, так обиделся на генералиссимуса нашего непобедимого, что тотчас ответ ему написал.
Постскриптум князь, к нашему сожалению, серебряными чернилами написал, поэтому привести его не могу.