Фельдъегеря генералиссимуса

Горемычная душа моя, свет — Александр Васильевич!

Хочу перед смертью выговориться. Может статься, что не дадут нам с тобой на том свете поговорить. Разведут в разные стороны. Тебя в Рай утащат — праведника, а меня, грешника, в Ад отволокут! Хотя у меня грехов не много, да и твоей святости — кот наплакал.

А души все же мы свои, сам знаешь, давно погубили. Ты своими воинскими подвигами да победами славными (не пойму только, чем они славны?), а я гордыней своей непомерной.

Вот о моей гордыне речь пойдет. Из-за нее, прелестницы моей, я на ваши дела мирские с высоты птичьей равнодушно взираю. И моим наблюдателям, кои с моего воздушного шара на ваше земное копошение взирают, я запретил о тех фельдъегерях даже думать. А те страницы даже склеил, будто не было их! И не очень-то я разгневался, когда их смерти на меня записали. Пустое это все.

Вот вчера я наконец-то бездымный порох изобрел — и ужаснулся: зачем я его изобрел? Ведь теперь с ним ловчее вам друг друга убивать будет! И на душе гадко, будто тех фельдъегерей я самолично зарезал. Но еще гаже, что на поводу у твоей Жаннет распутной пошел. В игры ее праведные играть стал. На чистую воду злодеев согласился вывести. Вывел — да не тех. Ведь первый злодей, Сашка, во всей этой фельдъегерской истории — ты, а не мой секретарь Христофор Карлович!

А что ты с моими воздушными шарами удумал, зачем попросил меня надпись такую на них сделать — «УЛЕПЕТЫВАЕМ»? Поди, опять каверза какая-нибудь твоя петушиная? А меня в каком свете выставил? Не сомневаюсь, разбранил меня, когда эту надпись прочитал. Что ж, генералиссимус, кукарекай! Может, взойдет твое солнце победное!

Прощай!

Николай Ростов.

Без комментариев, как говорится.

Была в том письме еще приписка, сделанная серебряными чернилами:

Знаю давно без тебя и твоей Жаннет, что Христофор Карлович ко мне шпионить приставлен, но он вашим императором (матерное слово) ко мне приставлен. А что и на англичан он старается, то это полная (матерное слово). Немец, если и будет шпионить на англичан, то его шпионство им, англичанам (опять матерное слово) боком выйдет. Так что пусть шпионит. Мне это, да и тебе, Сашка, только на пользу!

— Ваша светлость, вы мне льстите, — сказал Христофор Карлович, когда прочитал эту приписку. — Шпионить на императора Павла и на англичан?! При всем моем честнейшем прямодушии я бы от этого давно бы с ума сошел.

— Да ты и сошел с ума, Христофор Карлович, — взметнул брови старый князь, — если в бредни мои старческие поверил! — И добавил: — Копии с моего письма сделай, но без приписки. И англичанам своим отошли — да и царю вашему Павлушке! — И захохотал. И смех его был без хрипотцы старческой, а молодой и разудалый. В общем, разбойницкий!