Фельдмаршал

– «За оскорбление в Стокгольме государевых послов, Ивана Михайловича Воронцова с товарищами, король Юхан должен заплатить государю и великому князю Ивану Васильевичу десять тысяч талеров, уступить Эстляндию и серебряные рудники в Финляндии! Заключить с государём и великим князем союз против Литвы и Дании! В случае войны поставить государю и великому князю одну тысячу конных и пятьсот пеших ратников, снаряжённых по немецкому образцу! Включить в царский титул название шведского государства и прислать свой герб для помещения в московский герб!..»

Послы были на грани срыва…

– Мы просим государя и великого князя отпустить нас домой! – взмолились они. – Да нет же, нет в Финляндии никаких серебряных рудников!.. А Швеция не в силах помогать никому войском! Самих бы себя, дай бог, защитить!..

– Это приказ государя! – услышали они в ответ.

Дьяк, видя, что послы сломались, сжалился над ними:

– Завтра государь и великий князь Иван Васильевич примет вас!.. Там и объявите ему свои слова…

И вот предстали послы перед царём русских, похожим на правоверного азея-турка[128]. На лоб натянут низко шлык[129], как будто он был сейчас в кругу бояр, по-свойски, в домашней обстановке, в потрёпанном кафтане на плечах. Надменно сжаты губы, и длинная полуседая борода, как у святых благообразных, раскрашенных на маленьких иконках… Крупный нос, сухое лицо с подтянутыми скулами и пронзительный взгляд запавших больших тёмных глаз, а в них какая-то истома, мука, не видная глазам подданных его, взиравших подобострастно на него. Для иноземцев же, глядевших на него свободно и без страха, не ускользало это что-то и ставило в тупик, и заставляло воспринимать весь круг его ближних, уже втянутых в опричнину, расколовшую верхушку властную.

– Вы хотели видеть меня? Не хотели иметь дело с новгородским наместником! – съязвил Грозный, с насмешкой взирая на них.

Послы упали перед ним на колени.

– Полноте, полноте, – добродушно заурчал царь. – Встаньте! – приказал он.

Послы поднялись на ноги.

– Я не басурман, а христианский государь, – начал он. – И не желаю земного поклонения!.. Что касается условий королю Юхану, то я оставляю их в силе!.. И если ваш король не исполнит их, то посмотрим, чей меч острее! – с угрозой вырвалось у него.

Он снисходительно посмотрел на вконец запуганных послов, продолжил:

– Требование же выдать Катерину, сестру короля Польского?.. Это для того, чтобы нам было к повышению над своим недругом! С польским королём я хотел поставить доброе дело… Про герцога Юхана же нам сказали, что его нет в живых, и детей у него не осталось… Ну о том и забудем!..

Послы были рады поскорее выбраться отсюда, из этой страны, подальше от этого царя.

– Король исправится! Во всём исправится и добьёт челом, вашему величеству, за вину свою! – стали заверять они его, ни мгновения не веря в это…

После приёма Грозный царь пригласил их за стол. За столом он шутил, говорил много о европейских делах, показывая хорошую осведомлённость о положении у соседних государей.

Когда обед закончился, послам поднесли на подпись грамоту… Бегло просмотрев её, они подписали её.

В грамоте было сказано, что великий государь переменил гнев на милость для Швеции и согласился не воевать её владений до Троицына дня с условием, однако, чтобы король Юхан прислал к тому времени других послов в Новгород. Прочие же условия остались прежними.

Послов отпустили, вручив им письмо царя лично королю Юхану.

Уже на границе им сообщили, что Грозный царь тоже уехал из Новгорода в конце января.

Дома же, в Стокгольме, секретарь Матиас узнал, что в том письме, когда король попросил его перевести письмо царя и зачитать его.

«Ничем не умолишь меня, если не откажешься от Ливонии! – металлом, со страстью звенели слова Грозного царя своему сопернику. – Надежда твоя на цесаря пустая! Говори что хочешь, но словами не защитишь своей земли!.. Ты пишешь, что шведская земля – вотчина отца твоего! Так дай нам знать, чьим сыном был отец твой Густав и как деда твоего звали, и на королевстве был ли, и с которыми государями у него братство и дружба была! Укажи нам и пришли родству твоему письмо… А то правда истинная, что ты мужичьего рода…»

Юхан ответил ему на это тоже бранным письмом… Так они и переписывались.

Глава 26. Цецилия

В августе этого же года, ещё до отъезда Понтуса ко дворам европейских монархов, в Швеции объявилась Цецилия. Приехала она в Упсалу, королевский замок, со всем семейством: мужем маркграфом Баденским Кристофом и двумя сыновьями. Старшего звали Эдуард, ему было уже семь лет. Другому же, Филиппу, ещё не было и четырёх. Двоих других сыновей они оставили дома. Кристофора шести лет, уродившегося хромым и слепым. Из-за этого супружеская пара старалась не показывать его на людях. Был ещё кроха: всего один годик, Ганс Карл. Дочь же, тоже малышку, Цецилия вообще не брала с собой никуда. И та росла замкнутой, дичилась посторонних.

«И они, эти её сыновья, все в неё! Растут такие же шалопаи!» – подумал Юхан, наблюдая за племянниками из окна замка.