Фельдмаршал

И Понтус понял из этого, что эти братья просто так, полюбовно, не разойдутся…

– Поэтому я назначил главным на командование в Ливонии Класа Тотта!.. Но Тотт, откровенно говоря, ничего не сделал там! Провалил осаду Везенберга!..[147] К тому же он просит сменить его!

Юхан замолчал, задумался… Затем, словно очнулся от каких-то тревожных мыслей, вскинул взгляд на него, на Понтуса.

– И тебе надо ехать в Ливонию! Наводить порядок в армии!.. Справишься! – уверенно заключил он, снова взяв себя в руки. – Я назначаю тебя губернатором в Эстляндии и командующим над всеми войсками в Ливонии!.. Езжай, наведи порядок! – продолжил он. – Я посылаю тебя, как Спарта посылала в древней Греции городу, которому была нужна помощь, не войско, а всего одного человека, военачальника, и тому подчинялись беспрекословно все!.. Езжай! – повторил он и иронически усмехнулся, понимая, что те времена уже канули в древность… Люди и целые народы испортились…

Понтус уже знал вкратце, что происходит в Ливонии. В наёмной армии, в иностранных полках, царила самая настоящая анархия. И он догадывался, что свою руку к этому приложил Морнай. С тем он уже давно разошёлся во взглядах на то, что творится здесь, в Швеции.

А Клас Тотт попался на следующем. Он осадил крепости Везенберг и Тольсберг, русских, защищавших эти крепости. Под его командованием помимо шведских полков и немецких находились шотландские наёмники и англичане. Шотландцев привёл граф Арчибальд фон Рутвин, англичан же навербовал Морнай: с разрешения королевы Елизаветы… До Понтуса дошли глухие слухи, что Елизавета принимала Морная у себя в Вестминстере. Это было уже подозрительно, явный знак, что там что-то затевается. Возможно, освобождение того же короля Эриха, покушение на Юхана… И в этом как-то был замешан Морнай…

«Если бы они знали – как легко шатается Юхан между религиозными пристрастиями!» – мелькнуло у него… Но король Юхан был его господином. И ему не пристало обсуждать его.

И вот, как рассказал сейчас ему король, между шотландским легионом и немецким произошла бойня. Шотландцы – пуритане, ненавидели немцев – лютеран… Шотландцы, неистовые шотландцы обвинили Морная в том, что он обманул их с жалованьем. Они кричали на поле, выстроившись уже в боевой порядок… И всё это под крепостными стенами, вблизи Везенберга, на виду у русских, засевших в крепости, со злорадством наблюдавших за разборкой между наёмниками… Там, на крепостных стенах, смеялись русские и кричали что-то оскорбительное…

Но вот шотландские пехотинцы сдвинулись с места, как будто хотели удариться в атаку на крепость… Вот так, с одними ружьями…

– С ума сошли! – вскричал кто-то в рядах шотландских конников.

А те, шотландские пехотинцы, захватив полевые пушки, построились в ряд и, выставив вперёд мушкеты, пошли не на крепость, а на немецкую конницу… В их рядах гневно взвизгнули шотландские волынки… Впереди же пехотинцев, подняв над головой клинок, пошёл граф Арчибальд.

Немецкие конники, видя угрожающее движение на них несколько тысяч шотландских пехотинцев, перестроились, повернулись к ним фронтом… И вдруг они сорвались с места, пошли рысью, выхватывая на скаку из ножен палаши[148]… Вот врезались они в строй шотландских пехотинцев, прошлись через него, вырубив просеку из множества тел… Оставшиеся в живых пехотинцы бежали с поля столкновения.

Но самое удивительное было то, что шотландские конники спокойно взирали со стороны, как их же соотечественников, пехотинцев, рубят немецкие конники…

К тому же наёмников в лагерях охватила истерия подозрительности, суеверия, примет зловещих, слухов о нечистой силе. Этот психоз подогревали и огромные стаи волков, которые с чего-то стали рыскать по ночам вокруг лагерей, поднимая многоголосый истошный вой.

– Не к добру! – судачили по палаткам храбрые рыцари, поеживаясь от злобного воя голодных глоток…

Из этого рассказа короля Понтус понял, что наёмники разобщены: каждый думает только о своей шкуре. И сейчас они ни на что не годны, только опасны, если ударятся в панику на поле боя.

Приехав в Ливонию, он приступил к делу. Сначала он разобрался с шотландским легионом. Первым делом он решил допросить всех офицеров и, при малейшем подозрении, очистить от таких неблагонадежных легион. Тех приводили к нему на допрос по одному. Допрашивал их он и четыре капитана, которые приехали с ним из Стокгольма.

Обычно в палатку входил поручик, щёлкал каблуками, звякали шпоры. И он докладывал, кого привёл.

Но вот доложил он, что привёл главного из обвиняемых:

– Граф Арчибальд фон Рутвин!

Вслед за ним двое жолнеров ввели раненого графа, поддерживая его под руки. Тот пострадал в том столкновении: попал под палаш какого-то немецкого наёмника.

– Генерал, разрешите сесть? – обратился граф в первую очередь к нему, Понтусу, показав на лавочку напротив стола.

– Вы сядете тогда, когда я разрешу вам!..

Сказано это было Понтусом не громко, но жёстко.

И тот, кто уже знал этого генерала, знал также, что лучше ему не перечить, отвечать искренно, ничего не таить. Всё равно дознается виртуозно поставленными вопросами.