Фельдмаршал должен умереть

– Но он, конечно, ошибся? Вы как раз и есть тот человек, который хоть сегодня готов сколотить группу и отправиться в прибрежные горы Корсики, чтобы уже оттуда…

Курбатов поначалу взглянул на него с ироничной презрительностью, но затем решил, что огорчать этого и так до бесконечности огорченного жизнью человека уже не стоит.

– В конце концов, я ведь русский диверсант, а не фридентальский недоучка, постреливающий по ночам в окрестностях зенитно-артиллерийской школы, а уж тем более – не казарменно-окопное дерь-рьмо.

Шмидт не удержался, похлопал Курбатова по плечу, и оба рассмеялись. Шмидт не мог знать, как сложатся отношения с этим человеком дальше. Но сейчас он чувствовал, что готов отправиться с Курбатовым хоть в Италию, хоть в Россию.

* * *

Скорцени свое слово сдержал: только что начальнику разведывательно-диверсионной школы «Гладиатор» Зонбаху позвонили из Главного управления службы безопасности и сообщили, что ему присвоен чин штурмбаннфюрера[12].

– Невероятные вещи происходят в этом мире, – расчувствовался по этому поводу Зонбах. – Иногда и нас, воинов, заброшенных в глубины Италии, настигает высшая справедливость.

– Если учесть, что чин этот присвоен вам по ходатайству первого диверсанта рейха, – согласился разговаривавший с ним сотрудник отдела диверсий РСХА штурмбаннфюрер Штубер, – то вы правы. Тем более, что сам обер-диверсант рейха все еще пребывает в том же скромном чине штурмбаннфюрера. – Последние слова Штубер произнес в таком обвинительном тоне, что Зонбах должен был бы проникнуться чувством стыда за нелепость своего поведения.

– А вот это – уже свидетельство того, что даже в недрах Берлина все еще пылают костры несправедливости.

– Вот видите, как вредно долго засиживаться в тылу, – подытожил их разговор штурмбаннфюрер-берлинец, имя которого Зонбах слышал впервые. – Чем основательнее мы теряем боевой дух, тем больше предаемся философствованиям. Кстати, Скорцени интересуется, как там у вас обосновались два наших пилигрима: князь Курбатов и оберштурмбаннфюрер барон фон Шмидт?

– Да, эти господа прибыли к нам, – сообщил Зонбах. – Правда, миссия их в школе не совсем ясна, но если уж им приказано…

– Вот именно, им приказано, – поспешно подтвердил Штубер, дабы избежать подробных объяснений цели визита. – При этом не забывайте, что полковник Курбатов является личным агентом Скорцени.

– Вот оно что?! Звучит как личный агент фюрера.

– Разве что убедительнее, поскольку речь все же идет о Скорцени. Согласны со мной, штурмбаннфюрер? И запомните: отныне этот чин – штурмбаннфюрер – будет самым высоким в иерархии СС. Все остальные попросту упразднят.

Зонбах благодарно рассмеялся. Он помнил, что острота сия принадлежит первому диверсанту рейха. Штубер всего лишь повторяет ее.

– Кстати, о том, что не мешало бы похлопотать о вашем личном повышении в чине, – напомнил шефу все тот же Курбатов, заметив, что капитану, пусть даже войск СС, трудновато будет командовать полковниками.

– Я давно понял, что князь – мужественный человек. Послезавтра, в субботу, по этому случаю в моем институте девственниц-кармелиток…

– Отныне так именуется ваша школа?

– Она давно так именуется… Будет устроен бал в честь новопосвященного штурмбаннфюрера. Скорцени и вы уже можете видеть себя среди самых важных приглашенных.

– Представляю себе помпезность этого казарменного пьянства, – мечтательно протянул Штубер. – Но, увы, у меня намечаются иные радости.

23

…Так, полуобнявшись, Бургдорф и «Двухнедельная Генеральша» и встретили второй телефонный звонок адъютанта рейхсфюрера СС.

– Здесь полковник Брандт, – услышал генерал непозволительно высокий для адъютанта командующего войсками СС голос. – Выяснить интересующий вас вопрос оказалось значительно труднее, чем я предполагал.

«По всей видимости, Гиммлер решил на всякий случай заручиться мнением фюрера» – предположил Бургдорф, однако вслух откровенно подыграл полковнику:

– Что совершенно оправданно его исключительной важностью. Но кое-что вы всё же выяснили… – с надеждой произнёс он.

– Ясность в этом вопросе заключается в том, что известный вам господин ни при каких обстоятельствах в Берлине появиться не должен. Ни при каких, господин генерал, вы слышите: ни при каких!

– Тогда как я должен поступать, если фельдмаршал, простите?.. – спохватился Бургдорф, поняв, что проговорился. А ведь сам Брандт имени его жертвы предпочитает не называть. – Если он откажется последовать мудрому совету фюрера.

– Для того вас и посылают в его поместье, чтобы решение было принято вами прямо там, на месте, исходя из ситуации.

– Это ваше личное мнение, полковник?

– Мнение моё, – отрубил Брандт, – но слова рейхсфюрера СС. Такого заверения вам достаточно?

– Но не могу же я убить фельдмаршала прямо там!.. – почти истерично заорал Бургдорф, понимая, что обрывается последняя нить связи с разработчиками операции «красивого ухода Роммеля», и что с этой минуты у него не будет никакой возможности прояснить свои полномочия ни у Гиммлера, ни уж тем более у фюрера.

– Почему вы решили, что не можете?