Фельдмаршал должен умереть

– Просто диверсанту нужно владеть этой тактикой так же умело, как и опытному, прожженному партизану. И тогда, барон, война превращается в азартную игру нервов, опыта и мужества. Не знаю, как на вас, а на меня это действует как наркотик или как проповедь. В зависимости от восприятия.

Прежде чем отправиться на ночлег в один из домов, расположенных прямо у площади и превращенных им в штаб, Курбатов приказал солдатам тщательно прочесать деревушку, обыскивая каждую усадьбу и задерживая каждого, кто покажется подозрительным или кто не является местным жителем. Причем и создание гуситского табора, и прочесывание, сотворение секретных постов – все это было организовано настолько быстро и с таким знанием дела, что Умбарту показалось, будто князь уже однажды побывал здесь, а потому прекрасно ориентируется и на местности, и в ситуации.

– Теперь я понимаю, полковник, каким образом вам удалось пройти всю Евразию с востока на запад, – молвил Умбарт, укладываясь в одной большой комнате с Курбатовым и бароном фон Шмидтом. Сын хозяина дома, в котором они остановились, служил в армии Муссолини, поэтому хозяин и его младший сын вместе с двумя соседями достали откуда-то из тайников винтовки и пошли в засаду вместе с гладиаторами.

– Сомневаюсь, чтобы вам удалось определить секрет этого успеха. Тем более что я и сам до сих пор не понял его.

– Бросьте, полковник, он очевиден: каждый свой привал вы организовывали так, словно противостояли окружавшей вас орде.

– Что было, то было. В любой ситуации нужно заставлять своих солдат чувствовать себя солдатами. Тогда они начинают верить в тебя как в командира.

– Думаете, партизаны не решатся нападать на наш обозный лагерь?

– Если их цель – всласть пострелять, потеряв при этом половину своих людей – может быть, и рискнут. Но если у их командира осталась хоть капля благоразумия, они постараются дать нам бой утром, на дороге.

– Вы уже знаете, где именно?

– Только что мы с хозяином прошлись по карте. Он указал три наиболее удобных для засады участка. Один из них – в пяти километрах от деревни. Думаю, что там они нас и станут поджидать. Мы выедем на рассвете, люди еще полусонные, ритм и охрана колонны еще только налаживается… Самое время.

– И что вы намерены предпринять?

– Попытаюсь посоветоваться с партизанами.

– От вас ли я это слышу, князь? – беспардонно вклинился в их тактико-стратегический разговор барон фон Шмидт. – Партизаны – дерь-рьмо! Но если вы решили выступить против них, чтобы ликвидировать засаду, тогда я иду вместе с гладиаторами. Мне осточертела эта война, на которой я так ни разу и не ощутил себя воином. А я тоже солдат, а не окопное дерь-рьмо!

– Можете считать, что, приняв такое решение, вы действительно стали солдатом, – благодушно успокоил его Курбатов. – Вот только в бой вы сможете вступить лишь в самом крайнем случае. Приказ Скорцени: «Барона Шмидта сохранить и довезти».

– Вот как? Барон – величайшая ценность рейха, хранитель его секретов? – Умбарт попытался облачить свое любопытство в легкую иронию, тем не менее, перед полковником оно предстало элементарным непозволительным любопытством.

– Барон – личный друг Скорцени, только и всего. Он понадобится ему как инструктор по морским диверсиям.

– А, морские камикадзе… – разочарованно проворчал Умбарт. – Сколько их еще погибнет, а толку никакого, – сапоги штурмбаннфюрер снимал уже лежа в кровати. Сладостно вытянувшись, он вздохнул и молитвенно произнес: «Господи, сюда бы мою баронессу».

– Это что еще за баронесса? – приподнялся со своей лежанки, устроенной в промежутке между окнами, фон Шмидт. – Я вообще не могу спокойно говорить о каких бы то ни было женщинах. А если уж речь заходит о баронессах!..

– Прекраснейшая из германских итальянок и любимейшая из моих женщин. Не думайте дальше расспрашивать о ней. При одном упоминании имени этой женщины я становлюсь безумно ревнивым.

– Баронесса… черт возьми. Обожаю аристократок. Вообще-то, женщины – дерь… Пардон. Но аристократки. Меня вдохновляет уже сама их породистость.

– Так что вы намерены предпринять, князь? – отказался и дальше выслушивать его Умбарт.

– Партизаны наверняка пошлют сюда разведку. Попытаются нас прощупать. Было бы неплохо, если бы нашим дозорным удалось схватить хотя бы одного из них. В любом случае в час ночи двадцать моих легионеров и двадцать егерей совершат марш-бросок к скалам, у которых может оказаться засада. Устроим засаду засаде. Если же партизаны не явятся на свидание, мы своих парней подберем и забросим еще километров на десять, к месту второй возможной засады.

– Уверен, что ни один из германских полковников к такой изнурительной тактике прибегать не стал бы.

– Вы это уже продемонстрировали, штурмбаннфюрер.

– Но мы не можем вести войну так, как ведете ее вы, русские. Это же не война, а умственное истощение.

– Тогда почему удивляетесь, что проигрываете одно сражение за другим? Когда офицеры не желают истощаться умственно, их полки очень быстро истощаются физически. Закон войны.

– Я-то предполагал, что вы, белые русские, проигрываете её вместе с нами, – незло огрызнулся Умбарт.