Фельдмаршал должен умереть

– Именно это: насколько быстро его можно превратить в опорный пункт, меня и интересует. Поскольку не исключено, что придется держать в нем оборону.

– Вынужден разочаровать: на укрепленный замок она явно не похожа. Обычная приморская вилла. Правда, с решетчатой оградой, довольно толстыми стенами и подвалом, из которого один ход ведет к морю, второй – в горы. И, тем не менее, это все же вилла. Единственное, что способно сделать ее неприступной в те дни, когда к ней подойдут англо-американцы, так это то, что она находится под покровительством папы римского. И, вроде бы даже принадлежит его секретарю и домработнице, а точнее – любовнице, Паскуалине Ленерт, именуемой в миру «папессой».

– Теперь понятно, почему Скорцени возлагает на «Орнезию» так много надежд.

– В любом случае оборонять мы ее должны только от красных партизан. Когда же придут англо-американцы, нам лучше сразу же, со всей возможной вежливостью, передать ее из рук в руки. Ибо существуют очень серьезные предположения, что после войны она понадобится и нам, и англо-американцам, причем в борьбе против всё тех же коммунистов.

– Коммунисты – это всего лишь великохамское дерь-рьмо, – вмешался в их разговор барон фон Шмидт. – Но попомните мое слово: настоящая война начнется только после… самой войны. Лучших своих парней Германия потеряет уже после победных салютов, когда враги-союзники начнут сводить счеты и делить награбленное.

– Разве его еще не поделили? – возразил Умбарт. – По-моему, с этим давно покончено.

– Поделить – самая легкая часть операции. Куда сложнее «переделить», чтобы каждый при этом оставался умиротворенным.

Спорить с бароном не стали. Броневик прошел по участку дороги, пробитой между двумя возвышенностями, и выполз на открытое плато. Курбатов поневоле подался вперед и припал к смотровой щели, а затем, забыв о предосторожности, поднял башенный люк. Пейзаж, открывавшийся ему с южной стороны, способен был поразить кого угодно. Далеко впереди горы переходили в холмистую равнину, изрезанную двумя реками и небольшими озерцами, по берегам которых тут и там белели небольшие деревушки, в коих домов было ровно столько, сколько им позволяла вместиться та или иная долина.

«А ведь в этих горах можно воевать сто лет, – тайно возрадовался полковник. – Каждую из таких деревушек можно превратить в своеобразную крепость. Перекрыть дороги, выставить зенитки… Умбарт прав: – вдруг остановил себя князь, – мы действительно до конца дней своих будем оценивать любое здание, любую местность глазами офицеров: как долго там можно продержаться».

– Но я не сказал о главном, – вернулся к их разговору командир корсиканцев, когда Курбатов вновь опустился на свое сиденье. – О хозяйке виллы княгине Марии – Виктории Сардони.

– И чья же она агент?

– Боже мой, князь! «Чья она агент?». Увидев красоту этой женщины, вы почувствуете, что вам совершенно наплевать, каким разведкам она служит и ради каких сведений ложится с вами в постель. Только бы ложилась. Вы первый на моей памяти, кто поинтересовался не красотой этой синьоры, а черт знает чем.

– Когда полковник Курбатов знакомится с женщиной, он, прежде всего, интересуется, на какую разведку она работает, – съязвил барон фон Шмидт – затем уже всем остальным. Если только это уже имеет смысл.

– И все же, – невозмутимо настоял на ответе по существу Курбатов.

– Легче сказать, на какую разведку она не работает. Но в этом вся ее прелесть. Если, конечно, упустить из виду, что и сама она – женщина удивительной красоты, поэтому завидую вам, князь. Можете оказаться достойным партнером. Она обожает аристократов.

– Несмотря на то, что в нее влюблен сам Скорцени, – вдруг заговорил сидевший за рулем унтерштурмфюрер. Умбарт решил не доверять итальянцу, поэтому усадил за руль своего адъютанта, слывшего прекрасным водителем. – Не мешало бы предупредить об этом господина полковника.

– Не мешало бы. Но при этом я бы уточнил… – Договорить Умбарт не успел. Одна автоматная очередь прошлась по борту броневика, вторая – по все еще открытому люку. Пули рикошетили над головой полковника и с воем уходили вверх. Опасаясь за него, Оборотень неожиданно бросился на князя, пригнул и прикрыл своим телом.

– Ни один германец так не поступил бы, – изумленно признал Шмидт, все еще не расставшийся с бутылкой. Но Курбатов не стал удивляться поступку казака, мигом стряхнул его с себя и, поднявшись, быстро развернул пулемет. Он еще успел заметить, что партизан укрылся в небольшом кустарнике, на вершине возвышенности, однако достать его из пулемета уже не сумел: между ними возникли валуны.

– Огонь по кустарнику! – крикнул он корсиканцам, ехавшим в открытой машине вслед за броневиком. И те сразу же открыли пальбу, но ни одного выстрела в ответ почему-то не прозвучало.

– Одно ясно: свой привет партизаны нам послали, – встревоженно проговорил Умбарт. – Как пираты – «черную метку»! Ночь придется провести в поселке Чечекенья, но предварительно прочесать его и окрестности, изъять оружие и ни одного жителя за пределы селения не выпускать.