Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.

В дальнейшем по мере укрепления режима личной власти Луи Наполеона и при постепенном нарастании военной угрозы со стороны Франции Берлин и Вена ощутили потребность в нормализации отношений. Договор от 16 мая 1851 г. вновь восстанавливал союз между непримиримыми прежде антагонистами[386]. 8 января 1852 г. стороны подписали военную конвенцию, а в мае 1852 г. – общий договор, направленный на военно-политическое сдерживание Франции[387], которую Николай I по-прежнему рассматривал как главный источник военно-политической нестабильности на континенте.

Европейские кризисы 1830–1833 гг. и 1839–1841 гг. ясно указывали Николаю I как на стремление Парижа к пересмотру Венского трактата 1815 г., так и на возможный рецидив французской экспансии в Бельгии и на Рейне. Приблизительное повторение в значительных масштабах сценария Наполеоновских войн долгое время оставалось возможным и после смерти Бонапарта[388].

Военный потенциал Пруссии во второй четверти XIX в. еще не позволял Берлину рассчитывать на успех в случае войны против Франции один на один. Прочность же австро-прусского альянса была невысока. Борьба за лидерство в Германии порождала между союзниками настолько сильный антагонизм, что сплотить их могла лишь непосредственная военная опасность. Эти обстоятельства превращали русскую армию в решающую силу на театре возможной войны в Германии. Ее возросшая боевая мощь в сочетании с передовой стратегической позицией в Царстве Польском, в отличие от ситуации 1805–1807 гг. и 1813 г., позволяла русско-прусскому союзу рассчитывать на победу и без помощи Австрии.

Развитая тыловая инфраструктура, созданная в Польше 1830-е гг., была незаменима в том случае, если бы русской армии довелось действовать против французов в союзе с Пруссией. Выдвинутый на запад операционный базис сокращал сроки развертывания русских корпусов, что увеличивало шансы на своевременное соединение Действующей армии с пруссаками.

Лишь полное изменение военно-политической обстановки после 1871 г. изменит и роль передового театра на Висле. В результате создания объединенной Германской империи и последующего оформления ее союза с Австро-Венгрией польский выступ окажется окруженным с трех сторон, и его оборона превратится для России в трудноразрешимую стратегическую проблему.

Второй после сдерживания Франции целью военного планирования в эпоху Николая I было предотвращение возможного отхода Пруссии от союза с Россией. В 1840-е гг., по мере того как Пруссия под влиянием немецкого национализма демонстрировала всё меньшую готовность мириться с начертанным в 1815 г. политическим устройством Германии, подобный оборот событий уже нельзя было полностью исключить. Однажды французская дипломатия могла попытаться лишить Россию союзника, предложив Берлину более выгодные условия сотрудничества.

В условиях революционного взрыва угроза существующему политическому порядку в Германии неожиданно стала исходить не от Франции, а от союзной Пруссии. Это обстоятельство предопределило значительное охлаждение русско-прусских отношений и переход Николая к более тесному союзу с Австрией. Изучение военно-стратегического контекста Венгерского похода и Ольмюцкой конвенции показывает, что за внешней политикой императора стоял не столько пресловутый принцип монархической солидарности, сколько ясное понимание интересов России. Едва ли был прав А. А. Керсновский, называвший николаевскую политику 1848–1850 гг. «донкихотством» и «применением обывательской морали к государственной жизни»[389]. Изменение политического ландшафта Германии означало бы неизбежное нарушение баланса сил в Европе, что в тех условиях могло иметь непредсказуемые последствия. Желая избежать этого, Николай I бросил на чашу весов весь военно-политический авторитет России.

Усилия императора увенчались успехом. Но, несмотря на то, что именно Николай I внес решающий вклад в предотвращение большой европейской войны, цена мирного разрешения конфликта впоследствии оказалась для России высока. Уже через несколько лет в ходе следующего международного кризиса она столкнется с беспрецедентной по масштабам и глубине международной изоляцией.

Его же главный военный советник после победоносного завершения Венгерского похода оказался в зените своей воинской славы. «Счастливая звезда фельдмаршала, – как написал современник, – ему не изменила»[390].

Император открыто называл Ивана Фёдоровича «славой моего 25-летнего царствования» и «историей царствования Николая I». 50-летний юбилей службы Паскевича в рядах русской армии отмечался в сентябре 1850 г. как государственный праздник. Отныне в нарушение Устава 1846 г. русским войскам даже при личном присутствии монарха было приказано оказывать князю Варшавскому императорские почести.