Фельдмаршал Репнин

Репнина и его спутников повели в тронный зал. Здесь всё кричало о роскоши: ковры, золото, хрусталь, диковинные украшения… В глубине зала вошедшие увидели трон с восседавшим на нём султаном, по обеим сторонам — застывшие фигуры сановников. Пройдя приличное расстояние между рядами придворных, Репнин трижды поклонился султану, затем произнёс речь, схожую с той, какую говорил при встрече с визирем, а в заключение преподнёс грамоту от государыни-императрицы. Грамоту из его рук принял капитан-паша[23], который в свою очередь передал её визирю, а уж тот положил на столик возле султана.

Выслушав перевод речи российского посла, султан что-то сказал визирю. Обращаясь к послу, визирь произнёс короткую речь, которую перевели на русский язык таким образом:

— Его величество государь император, прибежище света, повелел мне известить вам, что есть его императорская воля, дабы мирный трактат, заключённый между его империей и империей Российской, был навсегда сохраняем и исполняем.

Российский посол поклонился султану и, посчитав свою миссию законченной, направился к выходу. Дело, порученное ему, было совершено.

…После обмена ратификациями Репнин оставался в Константинополе в качестве чрезвычайного посла более года. За это время ему довелось иметь у султана ещё одну аудиенцию, на которой он высказал желание российской стороны продолжать развитие русско-турецких отношений в благожелательном духе. Несколько встреч было у него и с верховным визирем. На родину князь Репнин выехал 13 апреля 1776 года.

Глава 4 ОМРАЧЁННЫЕ НАДЕЖДЫ

1

Репнин вернулся в Петербург с супругой в конце мая. К этому времени императорский двор уже успел переехать в Царское Село, но многие государственные службы, в том числе и коллегия иностранных дел, оставались на месте. Снедаемый желанием узнать, какие перемены произошли за время его отсутствия, Репнин сразу же после дороги, даже не отдохнув как следует, поехал к первому министру графу Панину. Тот собирался куда-то идти, но, увидев князя, изменил своё решение.

— Сколько же мы не виделись — год? — разглядывая его с головы до ног, прикидывал Панин. — Может быть, два?

— До двух лет трёх месяцев не хватает, — улыбнулся в ответ Репнин.

— А что это у вас — подарок? — Глазами показал на объёмистую шкатулку первый министр.

— Подарок для вас хранит Наталья Александровна, к ней вам придётся поехать, а я привёз вам отчёт о проделанной мною работе.

Панин извлёк из шкатулки кипу бумаг, подержал на ладони и тотчас положил обратно.

— Потом займусь. А сейчас посидим, поговорим. Хотя человек я непьющий, но ради такого случая выпью. Рад твоему возвращению, зело рад.

За столом о Турции почти не говорили. Говорили о событиях в России за время отсутствия Репнина. Самым крупным событием прошлого года Панин назвал празднование по случаю заключения мира Российской и Оттоманской империями. На торжествах, состоявшихся в Москве, присутствовала вся русская знать во главе с императрицей. Программу празднеств составила сама государыня. По её повелению московские мастера возвели триумфальные ворота высотой 48 аршинов. Она хотела, чтобы фельдмаршал Румянцев, в то время всё ещё находившийся в Фокшанах, въехал в Первопрестольную именно через эти ворота и непременно в колеснице, как некогда делали это римские полководцы.

— И как же выглядел Румянцев в сей колеснице? — поинтересовался Репнин.

— Никак. Фельдмаршал вообще не стал участвовать в таком маскараде. Вначале через своего гонца просил императрицу отменить намеченное триумфальное шествие, но когда узнал, что её величество намерена стоять на своём, в подмосковной деревушке дождался глубокой ночи и въехал в город никем не замеченный. Словом, всех перехитрил.

Репнин рассмеялся: от Румянцева такого поведения стоило ожидать. Терпеть не может маскарадов.

— А что ещё было на этом празднике?

— Много всего было. Были потешные игры, маскарады, бесплатные угощения черни и, конечно же, награды. В тот день государыня была щедрой, никого не обошла милостями.

— Обиженных не было?

— Кто-то из награждённых, может быть, и затаил обиду. Мы живём в такое время, когда человек награждается не столько по заслугам, сколько по прихоти лица, его награждающего: ему даётся гораздо больше того, что положено, либо значительно меньше.

— Заслуги Румянцева, надеюсь, были оценены по справедливости?

— Да, граф получил то, что заслуживал. А вот Потёмкин… — Тут Панин прервал свою речь и молча принялся разливать чай.

— Что Потёмкин? — подталкивая его к продолжению разговора, спросил Репнин.

— Разве о нём тебе не рассказывали?

— А что могли рассказать?

— Пока тебя не было в Петербурге, он сделал головокружительную карьеру. Был по чину ниже тебя, всего-то генерал-майором, а теперь стал таким же полным генералом, как и ты, перескочив одну ступеньку. Но дело не только в генеральском чине. В окружении императрицы он сумел занять то место, которое раньше принадлежало Григорию Орлову.

— А Васильчиков?