— Васильчиков отодвинут в сторону: Потёмкин стал первым фаворитом её величества. Государыня души в нём не чает. С её благословения он стал вице-президентом военной коллегии, подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, возведён в графское достоинство Российской империи. На праздновании мира государыня вручила ему шпагу, осыпанную бриллиантами, а также свой портрет с драгоценностями для ношения на груди. В знак особого благоволения.
Репнин едва уловимо усмехнулся:
— Вы, Никита Иванович, говорите о Потёмкине так, словно люто его ненавидите, может быть, даже больше, чем ненавидели Орлова.
Прежде чем ответить, Панин помолчал немного, собираясь с мыслями:
— Ты прав, я ненавижу всех временщиков, которые толпятся вокруг императрицы. Я стараюсь скрывать это от других, но от тебя скрывать не стану. Таких людей нельзя допускать до государственного кормила, иначе своими авантюрными замыслами они могут погубить Россию.
— Но они уже прорвались к кормилу. Разве не так?
— Не совсем. Они пока встречают сопротивление со стороны истинных патриотов страны, и мы должны усиливать такое сопротивление, занимая ключевые должности в делах управления государством. И ты, князь, должен тоже занять одну из таких должностей.
— Что конкретно имеете в виду?
— Я уже стар и давно подумываю о том, кому передать руководство делами сношений с другими государствами. И каждый раз прихожу к заключению: более других на эту должность подходишь ты. Молчи, молчи, — не дал возразить своему собеседнику Панин. — Сначала выслушай до конца. Я не буду ставить этого вопроса завтра или послезавтра. Я дам тебе отдохнуть, поразмыслить, а потом буду говорить с императрицей. Думаю, она со мной согласится. Как на сие посмотришь?
— Право, не знаю… Я чувствую себя солдатом, меня тянет к военной деятельности. Но ежели государыня примет такое решение…
— Решение она примет, — заверил Панин. — Постараюсь убедить её в этом.
Прервав деловой разговор, они выпили немного вина, попили чаю, после чего Панин поинтересовался у собеседника, когда он намерен поехать к государыне с докладом о своём пребывании в Константинополе.
— Сегодня уже поздно. Наверное, завтра. Но я надеюсь поехать к ней вместе с вами, — сказал Репнин.
— Тебе придётся ехать без меня, — сказал Панин. — Насколько мне известно, сейчас в Царском Селе днюет и ночует Потёмкин, а я не желаю встречаться с этим человеком. К тому же я должен сначала внимательно изучить твой отчёт, чтобы выставить по делам сношений с Портой собственные предложения.
— А если о вас спросят, что мне сказать?
— Можешь сказать, что я болен. Придумай что-нибудь.
2
В Царское Село Репнин поехал утром. Должно быть, слишком поторопился, потому что в час своего прибытия он не увидел в приёмной ни одного посетителя. За столом скучающе сидел секретарь Безбородко.
— Государыня принимает?
— Принимает, — ответил Безбородко. — Но у неё сейчас Потёмкин. Придётся подождать.
Ждать пришлось недолго. Потёмкин вышел из кабинета императрицы весёлый, ладный, красивый. Увидев Репнина, подал руку, затем покровительственно похлопал по плечу.
— Ты к государыне? Она немного утомлена, но будет рада тебя видеть. Подожди минуточку, я поговорю с ней.
Он вернулся в кабинет, но вскоре показался снова:
— Государыня тебя ждёт, проходи.
Он пропустил Репнина вперёд, сам вошёл следом.
На лице государыни Репнин не увидел никаких признаков утомления. Глаза её лучились счастьем влюблённой женщины.
— О, князь! — воскликнула она, подавая руку для поцелуя. — Мы с Григорием Александровичем только что говорили о вас — о вас и о сношениях с Портой. Садитесь поудобней и рассказывайте.
Репнин сел на предложенный стул, Потёмкин опустился в кресло, стоявшее в сторонке.
— Рассказывайте, мы вас слушаем.
— Право, я не знаю с чего начать. Я составил письменный отчёт, но он остался у графа Панина.
— А почему сам Никита Иванович не приехал?
— Граф немного приболел.
— Надеюсь, не очень опасно. Впрочем, мне довольно будет и вашего устного рассказа.
Государыню интересовали все подробности, и Репнину пришлось долго рассказывать о своём пребывании в Константинополе — как посольство въезжало в город, какие огромные толпы собирались на улицах, чтобы поглядеть на русских, с какими почестями принимали его, российского посла, в Серале, какие преподнесли подарки, о чём говорили на встречах с верховным визирем и султаном. Когда рассказ подошёл к концу, Потёмкин, как бы рассуждая сам с собой, проговорил:
— Слишком мало запросили у турок. Сумму контрибуции могли бы увеличить вдвое. И от Крыма могли бы заставить отречься. Таврида должна войти в состав Российской империи на правах провинции.
— Турецкая сторона такие требования никогда не приняла бы, — заметил Репнин. — Мы должны быть довольны тем, что ныне там имеем две сильные крепости да и сама Таврида уже не имеет над собой контроля Порты.
— Ещё не знаю как, матушка, — обратился к императрице Потёмкин с видом человека, убеждённого в своей правоте, — но я сумею сделать так, что Таврида скоро перейдёт в полное подданство вашего величества. Поверьте моему слову.