Фельдмаршал Репнин

На следующий день, как того желала государыня, Репнин приехал в Царское Село вместе с графом Паниным. Императрица приняла первого министра сразу же, как только узнала о его прибытии. Состоявшийся между ними разговор без участия Потёмкина и Репнина продолжался более часа. Потом был обед, очень походивший на вчерашнее застолье. Разница была только в том, что Потёмкин в этот раз не предавался красивым мечтам, а, видимо, скованный присутствием графа Панина, скромно помалкивал. Да и пил меньше.

После обеда все, как и в прошлый раз, перешли в зал развлечений. Репнин с императрицей уселись за шахматный столик, другие занялись картами. Без дела остался только Панин, которого не интересовали ни карты, ни шахматы. Посидев немного в зале, он ушёл в сад погулять, но примерно через полчаса вернулся и стал наблюдать за шахматной игрой.

За время его отсутствия партнёры уже успели сыграть две партии. Третья партия находилась в состоянии миттельшпиля, и позиция Репнина представлялась явно выигрышной. Государыне было не по себе. Ей хотелось спасти партию, но добиться этого было не так просто. Наконец она сделала очередной ход и поднялась со стула, сказав:

— Я на минуту отлучусь, а вы за это время подумайте над своим ходом.

Когда она удалилась, Панин спросил Репнина:

— Сколько партий ты выиграл?

— Если считать и вчерашние, то три.

— А сколько выиграла она?

— Ни одной.

— На твоём месте я бы эту партию проиграл.

— Как я могу проиграть, если через три хода её величеству мат?

— Неужели не видишь, как она страдает?! Мог бы и польстить немного.

— Польстить?.. Но лесть и шахматы несовместимы. Это честное состязание партнёров.

Продолжить диалог помешало возвращение Екатерины.

— Ну как, обдумали ход?

— Да, ваше величество, я объявляю вам мат в три хода.

— Каким образом?

— Смотрите: я объявляю по открытой последней вертикали вашему королю шах. Вы вынуждены взять королём эту ладью. Но тогда по этой же вертикали нападение на короля совершает ферзь, и когда ваш король отойдёт на прежнее место, ставит ему с седьмой горизонтали мат.

— Но я могу взять вашего ферзя королём.

— Вы не сможете этого сделать, потому что поле, с которого ферзь делает мат, защищено конём.

Императрица виновато посмотрела на Панина:

— Князь сегодня в ударе, а у меня как на грех разболелась голова.

— У вас ещё будет время с ним расквитаться, — сказал Панин. — Нужно только приспособиться к его игре, и он будет бит как турок.

— Надеюсь, что так оно и будет, — заулыбалась Екатерина.

В Петербург Панин и Репнин возвращались в одной карете. Первую половину пути ехали молча. Панин хмурился, временами тяжко вздыхал.

— Почему молчите, граф? — Первым заговорил Репнин. — Недовольны моим поведением?

— Да. Я думаю о том, что выигрыш последней партии вам может даром не пройти.

— А разве в моём выигрыше есть что-то унижающее её достоинство? Кстати, я обыгрывал в шахматы принца Генриха и даже самого короля Фридриха Второго. И ничего — их благожелательное отношение ко мне оставалось прежним.

— Пусть так, но вы упускаете маленькую деталь: вы являетесь подданным не Фридриха Второго, а Екатерины Второй.

— Ну и что?

— А то, что царствующие особы не очень жалуют тех подданных, которые в чём-то, пусть даже в самом малом, намекают им на своё превосходство.

Репнин возражать не стал. Возразить — значит затеять спор, а спорить ему не хотелось. Тем не менее после продолжительной паузы он сказал:

— У государыни доброе сердце. Она всегда была добра ко мне и, надеюсь, таковой останется.

— Ты плохо разбираешься в людях, — ворчал Панин. — Мне вспоминается один случай. Однажды — ты находился тогда в Константинополе — после такого же обеда меня вовлекли в игру в покер с участием самой государыни. Потёмкин подговорил всех нас сделать так, чтобы в самом большом выигрыше оказалась императрица. Обычно она доставала из кошелька для ставок только гривенники и копейки. В этот раз же выиграла около рубля. Мне показалось, она догадалась, что мы ей подыгрывали, но не подала виду. Государыня была бесконечно рада своему выигрышу и весь этот день находилась в прекрасном настроении, была ко всем милостива и добра. — Панин помолчал, а затем добавил: — Потёмкин, конечно, верхогляд, терпеть его не могу. Но в таких делах ему равных нет. Далеко пойдёт, остановить его будет трудно.

— Завтра снова поедете в Село? — спросил Репнин, которому захотелось сменить тему разговора.

— Завтра мы собирались с государыней обсудить отчёт о вашем пребывании в Порте. А что?

— Может, мне не стоит тогда ехать вместе с вами?

— А тебе хочется?

— Как я понял, она хотела бы продолжить игру в шахматы.

— На твоём месте я бы воздержался. Оставайся дома. Я скажу ей, что заболел.

— Хорошо, — решил Репнин, — я буду сидеть дома и никуда более не поеду.

5