Ах, если бы побольше Румянцев знал, что творится в европейских дворах, определяющих мировую политику! Сколько раз просил он графа Панина о снабжении его, главнокомандующего армией, полным наставлением о делах иностранных… Нет, не из простого любопытства он хочет знать больше, а единственно из-за того, что дела иностранные сплетаются с делами военными, на него возложенными. Неужели граф не понимает, что каждое его наставление как свет доселе ходившему в потемках… Больше трех месяцев назад с Григорием Александровичем Потемкиным прислал он дружеское письмо, в котором было обещано рассказать о положении дел международных, в общей связи, но так и не сдержал слова. А насколько ему было бы легче, если б он знал положение тех дел, от которых зачастую зависят и все его действия и военные операции. Человеку, просто взирающему на предстоящее своим глазом, нельзя той видеть пользы, которую видит тот, кто знает тайные, сокровенные причины происходящего. Легко ошибиться полководцу, не имея сведений о той части дел политических, которые дают правила военным. Он как человек без этих сведений может что-то просмотреть, недооценить какого-то факта или события… Не зная предмета в полном объеме или видя его с какой-либо одной стороны, он не может порой принять правильного решения… Вот почему он ищет прибежища в графе Панине как сущем милостивце и друге, прося всепокорно дать ему со всей откровенностью и полнотой сведения о положении российских политических интересов в настоящее время.
А вот газеты пишут, и посторонние слухи подтверждают, якобы рушилось согласие русского двора с датским и будто цесарцы свои войска выводят на границы, обеспокоенные нашим противостоянием и нашими победами на правом берегу Дуная. А ведь сии известия могут оказаться всего лишь ложными слухами, которых ох как много распространяют враждебные круги…
Так что рассуждать обо всех слухах, которые здесь распространяются, он просто не имеет права без необходимых наставлений и руководства графа Панина. Вот почему он так ждет каждой весточки из Петербурга, будь то рескрипты Екатерины II или ее дружеские письма, будь то наставления его сиятельства графа Панина или сдержанные письма графини Румянцевой… Здесь он видит лишь малую часть того большого, что свершается сегодня в мире. Даже и то, что он видит, не всегда может решить на свой страх и риск, хотя нечего ему вроде бы бояться, да и вообще не из трусливых. Но как вот поступить с господарем Гиком, который прибыл сюда для посредства мирных негоциаций? В сем деле ему участвовать не удалось, все обратилось по другим каналам, и он, не видя своего жребия, которым его обнадежили, явно находится в смущении. А что ему было поручено и что обещано за посредство этих мирных негоциаций? Румянцеву неизвестно… Более того, он не знает, что с ним делать, хотя из разговоров с господарем он понял, что это человек, хорошо познавший дела не только турецкие, но уже довольно свыкшийся с делами российскими. К тому же не подает он ни малой причины подозревать его верность России, но, с другой стороны, граф Панин должен знать, что господарь Гик оставил в Турции свою семью и все богатство как наидрагоценнейший залог верности султану…
Нельзя не оглядываться на сей предмет… Вот почему только в Петербурге могут глубже и точнее предвидеть и сообразить сие обстоятельство, а он, фельдмаршал Румянцев, может только доложить об этих обстоятельствах и точно выполнить все данные ему предписания… Где его поместить? Если держать его по-прежнему при армии, то снова придется тратить на него и его свиту большие расходы, да и людей лишних нет для его караула и услуг. Конечно, господарь Гик мог бы помогать Румянцеву в управлении обоими завоеванными княжествами, но кто тут может указать порядок, где оного и тень ни во что не проникла, когда наглость, ложь, обман и хищение полным образом в сих землях княжит. Он теперь все видит своим глазом и, сколько можно, вмешивается в управление княжествами, хотя все только учреждается… А так нужен порядок, который будет только способствовать премногим военным нуждам и пресекать очевидные бездельства. Но что он может поделать без наставлений из Петербурга?