Фельдмаршал в бубенцах

— Я не принес сам документ, сестра. Я не хочу откровенно вовлекать вас в это дело. Довольно грязное дело, говоря по правде. Автора тоже не коснемся, вам еще жить среди этих людей. Дело же в том, что некоторое время назад вы в качестве послушания читали Евангелие слепому юноше. Одна из сестер же утверждает, что сей отрок вел с вами богопротивные речи о праведнике Иове, о непомерном тщеславии Господа и неправоте его решений. Об этом было доложено настоятельнице, но мать Доротея усмотрела в его ереси скорее пытливость ума, нежели происки нечистого. Я читал содержание вашего разговора. Не скрою — он меня потряс. И мне необходимо знать, действительно ли все было так, или автор доноса еще и клеветник.

Девица медленно и глубоко вдохнула, бледнея еще сильнее, хотя мгновение назад это казалось невозможным.

— Встречи с моим… подопечным проходили наедине в церковном саду. Нас все время могли видеть, но не слышать. Не думаю, что автор… пасквиля действительно пересказал нашу беседу.

Монах покачал головой:

— Мне неловко говорить, но автор утверждает, что прятался за кустом позади скамьи. Я упоминаю об этом лишь для того, чтобы вы знали: донос не голословен.

На миг он решил, что ему показалось, но губы девицы и правда передернулись, а в глазах отразилась лютая ненависть. Похоже, она знает автора и едва ли ошибается на его счет…

— Отец Руджеро, — отозвалась послушница, — если автор, словно крыса, сидел в кустах и слушал, какие еще доказательства вам нужны? Или же вам угодно знать, насколько я погрязла в нечестивой ереси богомерзкого проходимца и достаточно ли строга моя епитимья?

Монах едва не усмехнулся: слова о «богомерзком проходимце» прозвучали со столь отчетливой иронией, что явно были цитатой. А девица, похоже, не столь хрупкий побег, как показалось поначалу.

— Ваша епитимья — не моя забота, сестра Паолина, — отрезал он, не повышая голоса. — А вот то, что одна из немногих истинных духовных наставниц может безвинно сгнить в каземате, — иное дело. Мне нужны от вас не разоблачения. Мне нужна правда.

Паолина долго молчала. Но доминиканец не торопил ее. Через несколько минут она бесцветно проговорила:

— Я расскажу все, как было. Но не потому, что верю вам. А просто потому, что один рассказ вы уже знаете. И я хочу, чтобы вы услышали и другой, непредвзятый. Если вы действительно хотите правды, то все поймете правильно. Если же нет… значит, вы пришли вовсе не за справедливостью.

Девица отвела глаза и заговорила, глядя в стену позади доминиканца. Руджеро слушал. Он ни разу не перебил, не задал ни одного вопроса. Он, словно завороженный, слушал этот невообразимый рассказ. Обманутый Иов и его несчастная, нелюбимая жена. Десять погибших детей, замененных новым поголовьем, будто павший домашний скот. Любовь тряпичной куклы. Солдатики, проданные в рабство. Крысы, пожирающие свое потомство. Выбор, правильный и неправильный. Сомнения и ошибки Творца.

Он слушал и слушал, стискивая пальцы до ломоты в суставах и снова чувствуя, как становится труднее дышать, а изнутри затапливает пьяное ликование.

Монах даже не заметил, когда послушница закончила рассказ. Она ненадолго замолчала, а потом добавила с горячей убежденностью:

— Ересь тут ни при чем, отец Руджеро! Он просто видит мир иначе! Совершенно не так, как другие!

Доминиканец поднял на послушницу глаза:

— Сестра Паолина, не волнуйтесь так. Я видел слишком много еретиков и знаю, что большая их часть — обычные безвредные болтуны. Однако ваш рассказ… Я никогда не слышал ничего поразительнее. Скажите, сестра, где найти вашего подопечного?

Взгляд девушки заметался, меж бровей наметилась тревожная черточка, но Руджеро лишь резко покачал головой, словно перебивая собеседницу:

— Нет. Нет, нет, вы не поняли. Я не собираюсь преследовать его по закону. Но я должен увидеть его! Умоляю, помогите мне! — Он повысил голос, сам того не замечая, хотя так стремился не горячиться. Но девушка лишь опустила голову.

— Я понятия не имею, как его найти, святой отец, — мягко ответила она. — Он всегда приходил ко мне сам. И никогда не говорил, где живет и чем зарабатывает на хлеб.

— Чем он зарабатывает, я знаю, — нетерпеливо обронил монах. — Он оружейный мастер.

Непростительная ошибка. Глаза девицы, только что полные теплой печали, остыли, будто на угли плеснули водой:

— О… — протянула она словно бы в замешательстве, но Руджеро вдруг услышал в тихом голосе сарказм. — Вот оно что. Вы знаете куда больше моего. Я могла догадаться и сама… Безусловно, мать настоятельница заслуживает справедливости. Но кто-то же должен ответить.

Монах вскинул ладонь:

— Вы превратно поняли меня, сестра. Я вовсе не намерен причинять ему зло, клянусь вам!

Но Паолина лишь покачала головой:

— Вам это и не удастся. Я действительно не знаю, где его искать. Увы, — добавила она с глухой усталостью.